Меган Миранда - Найди меня, если сможешь

Джо качает головой.

– Это все, что известно Кеннеди. Мы хотели, чтобы это стало известно вам. Предполагаю, если вы вызовете ее в качестве свидетеля, она повторит ровно то же самое. Эту же информацию мы сообщим адвокату Элиота.

Затем Джо вручает им досье на Хантера Лонга, которое передал Нолан. Станут ли они с ним работать? Не смажет ли это картину всего дела? Очень хочется верить, что их задача – не просто поставить галочку в графе «Дело закрыто», но выяснить правду.

Ведь есть нечто, что свело вместе всех присутствующих в этой комнате. Мы все ищем ответы, мы хотим знать, нам нужны доказательства. И наверное, это касается всех людей, которые ходят по земле.

Тип в очках хмуро листает папку.

– Кеннеди, ты же говорила, что у Элиота было ружье. Он стрелял…

– Я знаю. Но я не думаю, что он начал первым. Я думаю, он защищался.

Он вздыхает.

– А мамины отпечатки на ружье были? – спрашиваю я.

Лицо у него становится еще более серьезным.

– Она могла оставить их в любой день.

Я смотрю на него во все глаза.

– То есть были!

И я вижу, как мама бежит к бельевому шкафу, открывает сейф и хватает ружье. Слышу, как они ругаются. Вот она вжалась спиной в стену, а Уилл надвигается на нее. Уилл кричит, отнимает у мамы оружие, она падает на лестницу…

Люди за столом проигрывают в воображении примерно то же самое. Мы нащупали что-то, но пока еще не в состоянии доказать.

– Улики подтверждают, что стрелял Элиот, – говорит очкастый, но уже мягче.

– А на сейфе нашли его отпечатки?

Трое сидящих напротив как по команде вскидывают головы и переглядываются.

– На каком сейфе? – спрашивает женщина.

Я непонимающе смотрю на Джо.

– На сейфе, где хранилось ружье.

Очкастый удивленно качает головой, а его коллеги роются в бумагах.

– Когда мы опрашивали тебя в госпитале, ты сказала, что ружье хранилось в бельевом шкафу. Элиот сказал то же самое.

– Все верно. В бельевом шкафу, внутри которого сейф.

– Там не было сейфа, – возражает очкастый. Я слышу, как стучит пульс в висках.

– Сейф вмурован в стену, закрыт панелью. Со стороны выглядит как электрический щиток.

Еще одно странное преимущество дома, который мама так любила. Предыдущие хозяева устроили в стене потайной отсек. Эту тайну мы узнали, уже когда въехали.

Тишина.

– Кеннеди, ты можешь еще раз воспроизвести события той ночи? Секунду за секундой. Постарайся вспомнить все максимально точно.

– Хорошо, – соглашаюсь я.

Я сижу в комнате и слушаю все те страшные вещи, о которых говорит Кеннеди. И представляю себя на ее месте. Ее голос убаюкивает. Мне начинает казаться, что я там, с ней.

Мокну под ливнем. Слышу раскаты грома. Вижу, как над домом сверкают молнии.

– Я стояла у забора, на самой границе нашего участка. В комнате Элиота светилось окно. Больше в темноте ничего не было видно. Молнии сверкали совсем близко, а мне не хотелось, чтобы меня убило, пока я буду бежать домой. Правда, с таким же успехом молния могла ударить в меня, пока я топчусь у забора. Поэтому я решила, что сразу после следующей вспышки рвану домой. И тут услышала грохот – он прозвучал очень близко и не был похож на гром. Я посчитала от трех до одного – и побежала.

Открываю глаза – Кеннеди смотрит прямо на меня. «Я посчитала от трех до одного», – говорит она, а у меня внутри странное чувство. «Три, два, один!» – слышу я, и дыхание перехватывает. Это же периодичность сигнала. Мы ошиблись: число пи ни при чем, формулы окружности ни при чем, попытки связаться с нами посредством математики – ни при чем. Всего лишь обратный отсчет. Три, два, один.

Это было послание. Она говорит, рассказывает свою историю, но я уже далеко. Я не в этой комнате. Деревья. Деревья теряют очертания, расплываются, потому что я бегу все быстрее. Я бегу за Лайамом. Мы оба младше. Без рубашек. В плавках. Меня хлещут ветки, а Лайам смеется. «Нолан, догоняй!» – кричит он, оборачиваясь.

Мы выбегаем на поляну, а там, за камнями, – вода. Мы стоим на самой вершине гранитной глыбы, которая уходит вниз причудливым геометрическим узором аж до самой нереально синей воды. Родители где-то недалеко, расстелили покрывало, загорают. Отсюда и не отличишь от других людей. На мостике стоит спасатель. Кто-то готовится прыгнуть. Кто-то уже плавает. На поляне еще один спасатель показывает нам на жилеты. Лайам берет из кучи оранжевый и подает мне, но у меня не хватает сил затянуть стропы.

Мне лет восемь-девять, мне страшно, но я ни за что не признаюсь ему. Только он и сам догадывается, поэтому затягивает стропы на жилете и говорит: «Ты в жилете, таком же, как у меня». Я помню, что мне очень страшно подходить к краю, ноги вдруг наливаются тяжестью и не хотят отрываться от земли.