Кара Томас - Где скрывается правда

Первая остановка – компьютерный зал в библиотеке. Я ввожу номер с карточки Кэлли, и тут же появляется серое окно с часовым таймером интернет-сессии.

Ищу свидетельства о рождении и нахожу совпадение на сайте архива, который хвастает тем, что в его базе данных более 4,6 миллиарда записей. Чтобы проверить, работает он или нет, ввожу: имя и девичья фамилия матери – Аннетт Мауди, место рождения – Флорида.

Найдено две записи . Не могу просмотреть полное изображение сканированного свидетельства без платного членства, но на вид оно какое надо.

Ввожу: Джослин Мауди в Пенсильвании.

Записи не найдены.

Пробую «Джослин Киркпатрик» и, когда ничего не выходит, «Джослин Лоуэлл», хотя сестра не меняла фамилию на отцовскую, пока не стала чуть постарше.

Записи не найдены.

Я просовываю палец в дырку на коленке джинсов. Видимо, какая-то ошибка. Или мама соврала о том, где родилась Джослин: она рассказывала, что уехала от отца Джослин, переехала в Пенсильванию, там родила, встретила Гленна Лоуэлла, когда ребенку исполнилось два, а годом позже Гленн с мамой поженились.

Вот только в США нет свидетельства о рождении ни Джослин Мауди, ни Джослин Киркпатрик. Поисковая система спрашивает, имела ли я в виду «Джастина Мауди» или «Джейсона Киркпатрика» .

Закрываю сайт и гляжу через плечо от паранойи, что кто-то понял, что я не отсюда, и сдаст меня за пользование карточкой Кэлли. Но люди за компьютерами напоминают вялых зомби перед экранами мониторов. Надеюсь, я на них непохожа.

Еще раз ищу Мэйси Стивенс, просматривая фотоальбом журнала «Пипл» , изданного пять лет назад. Мне кажется, что она до сих пор приковывает внимание людей: Мэйси Стивенс, Крошка Америки. Общественность так же жаждет ответов, как и ее родная семья.

Безумие – думать, что на прошлой неделе она взяла и зашла в окружную тюрьму Фейетта как двадцатишестилетняя Бренди Батлер.

Пробегаю взглядом по статье. Мое внимание привлекает одна цитата: «В 2004 году, в интервью с Синтией Чан, Робин и Берни Стивенс заявили, что считают: их внучка до сих пор жива, так как могла быть продана на черном рынке приемных детей. В правоохранительных органах сказали, что они продолжат искать возможных свидетелей Мэйси, но предостерегли, что торговля детьми в США случается крайне редко».

Синтия Чан раньше была главной ведущей передачи «Этим вечером» на NBC, пока ее не подсидела Дайан Сойер или кто-то другой. Бабушка иногда смотрела ее передачи: Чан – элегантная, монотонно говорящая женщина, которая временами кивала со своего кожаного кресла, пока гости ее студии плакали.

Я нахожу на «Ютьюб» интервью со Стивенсами и втыкаю наушники в компьютер. Видео идет сорок минут. Пропускаю начало, в котором, по-видимому, родители Аманды по большей части доказывали ее невиновность.

Аманда забеременела в девятнадцать. Отец ребенка умер в дорожно-транспортном происшествии с мотоциклом. Жизнь у Аманды была трудная, но она любила Мэйси и ни за что не причинила бы ей вреда.

На двадцатиминутной отметке Синтия Чан спрашивает Стивенсов, что, по их мнению, случилось с внучкой.

– Я думаю, ее продали, – говорит Робин Стивенс со всей злостью женщины, которая вбила себе в голову какую-то мысль и не собирается от нее отказываться, пока ей не докажут обратное. Я разбита. Она напоминает мне Джослин. Где-то в голове бормочет отец.

Упрямая паршивка. Вся в мать.

На экране Робин Стивенс промокает платком глаза. Даже сидя она вполовину меньше мужа. Волосы коротко стрижены и покрашены в цвет вишневой колы. Она поправляет очки формы «кошачий глаз».

– Мэйси – красивая, здоровая девочка. Знаете, сколько платят за здоровых белых детей на черном рынке?

Видео начинает обрабатываться в буфере. Я выхожу из экрана. Все равно я услышала все, что было надо.

Ванда, похоже, не удивлена. Она откладывает в сторону бумажный футляр и тяжело, всем телом, вздыхает.

– Снова я, – говорю я.

– Милая, я не знаю, как тебе помочь. – Ванда виновато на меня смотрит. Я знаю, что она, скорее всего, получила мое сообщение и решила не отвечать.

Я наклоняюсь к краю конторы.

– Это важно. Я кое-что нашла в вещах отца. Мне кажется, он что-то знал о пропавшей девочке.

Ванда поворачивается в кресле и кричит через плечо:

– Билл, я на обед.

Она встает. Я иду к охранной решетке.

– Нет, стой там, где стоишь, – ворчит Ванда.

Она встречает меня по другую сторону стекла и жестом зовет за собой на улицу. Сбоку здания есть внутренний двор для сотрудников. Два длинных стола для пикника, за одним из которых сидят три охранника и едят с пластиковых подносов.