Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

Взяв один из пустых стаканов, Мартин рассеянно подносит его к губам и, спохватившись, ставит обратно. Глупо… хотя чего стыдиться – ни свидетелей, ни даже призраков. При мысли о себе губы кривит саркастическая усмешка, в которой нет юмора и очень мало сочувствия.

Байрон, черт бы его побрал, Свифт! Священник с руками по локоть в крови, военный преступник, осеменитель одиноких женщин Риверайны – Фрэн Ландерс, Мэнди Блонд и только Богу известно, скольких еще в Беллингтоне, скольких до него. Экий захолустный Распутин!

Мэнди знает, что он застрелил у церкви пятерых. Зачем идти в полицию с дневником, чтобы очистить Свифта от обвинений в убийстве немок? Может, она считает это преступление более гнусным? А кровавую бойню у церкви Святого Иакова – чем-то вроде спонтанного эмоционального взрыва, тогда как похищение и возможное изнасилование немок – зло, умышленное и садистское? Что Мэнди защищает? Репутацию бывшего любовника или собственную пошатнувшуюся веру в него? А может, наследие, завещанное сыну, чтобы однажды, когда ему откроется правда, тот думал о своем отце чуточку лучше, чем она о своем? Боже!

Мартин оглядывается. Голова трещит, неплохо бы сейчас найти в этом пыльном сумраке непочатую бутылку.

Так что насчет аллегорической истории… той, в которой Мэнди забеременела после случайного секса в Мельбурне? Ясно как день: она не хотела говорить журналисту о своей любовной связи с убийцей. Ни ей самой, ни тем паче ее сыну не нужно грязи с газетных страниц. Зачем обрекать Лиама на то же детство, что у нее самой?.. Отпрыск скандала, вроде бы так она выразилась. Но зачем ей вообще понадобилось что-то рассказывать? Захотела исподволь выяснить, кем был Байрон Свифт на самом деле? Нарочно водила за нос, желая разузнать прошлое священника? Что Мэнди ищет? Некое оправдание для Свифта, который сделал ей ребенка и бросил, хладнокровно застрелил пятерых, оставил их сыну клеймо отцовского позора?

Сразу вспоминаются Уокер с его открытием о том, что священник был человеком без прошлого, собственная статья на страницах воскресных газет, откровения Гофинга о военных преступлениях Флинта. Не в этом ли все дело? Мэнди любила Байрона Свифта, однако не знала, кому именно подарила любовь? Захотела ради себя и сына выяснить истинную личность возлюбленного, его прошлое? Что ж, теперь известно, кем был Свифт, его позорная подноготная с военными преступлениями. Но стоит ли рассказывать Мэнди? И станет ли она слушать? Между тем Харли Снауч твердо уверен, что генетический тест восстановит его честь в глазах Мэнди, выставив мать мстительной лгуньей. Как вообще поднимать с Мэнди такие темы? Только выгонит и не захочет больше разговаривать.

В желудке муторно, голова гудит. Мартин понимает, что вот-вот потеряет Мэнди, и шанса на примирение почти нет – только не после того, как он с утра пораньше заявится к ней с обвинениями и вывалит информацию, которую носит с собой, точно тикающую бомбу. Где-нибудь, когда-нибудь он опубликует откровения Гофинга и расскажет миру, что на самом деле Свифт был Джулианом Флинтом, военным преступником, после чего, считай, умрет для Мэнди. И останется в сомнениях на ее счет. Брошенные Гофингом семена дали всходы: дневник Мэнди – подлинный или новая попытка манипуляции? Фальшивка, очередная аллегорическая история? Мартин сидит в винном салуне, погруженный в думы. Неужели его жизнь свелась к дурацкой телевикторине – что выберешь: деньги или вариант ответа, репортаж или девушку?

Внезапно комната озаряется. Луч пробивается в салун и рассеивает сумрак, заставляя плясать пылинки. Солнце едва вынырнуло из-за магазинов на той стороне улицы и заливает светом Хей-роуд, но еще не проникает под навес салуна.

Подойдя к щели в досках, Мартин меняет угол обзора, чтобы в глаза не било солнце. Без толку: «Оазис» исчез в стерильно-ярком рассвете. Проблеск красного, звук мотора – это Фрэн Ландерс возвращается из поездки в Беллингтон, везет молоко, хлеб и болотный горошек. И газеты. Жизнь на Марсе все же есть.

Фрэн не склонна к общению. Суетясь в магазине, она ограничивается вымученными любезностями, и Мартин, купив газеты, воду, кофе с молоком и льдом, слойку из Беллингтона и дешевое обезболивающее, выходит и усаживается на лавку перед магазином.

Потягивая кофе со льдом, он хмуро листает свежие газеты. Из «Эйдж» его изгнали, все следы его существования уничтожены, заретушированы. Современный Троцкий, да и только. Статья о местных событиях – на третьей странице, под ней значится «Дарси Дефо из Беллингтона», а внизу, будто запоздалая мысль, стоит: «С участием Беттани Гласс». Репортаж под заголовком «Речной город оплакивает утрату полицейского» типичен для Дефо: прекрасный слог, несмотря на краткость. Обстоятельства смерти Херба Уокера упомянуты только вскользь, никакой связи с убийством туристок, ни слова о Мартине Скарсдене, Дуге Танклтоне и тому подобном. Скорее это панегирик отличному человеку, трудная работа в отчаянные времена. Дефо изложил события, не излагая их вообще. Начальство будет довольно. История с убийством немок стала для газеты минным полем, и теперь, когда здесь Дефо, «Фэрфакс медиа» в надежных руках. Чего-чего, а одного у соперника не отнимешь: никогда не теряет объективности.