Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

Спустя часы Мартин снова в полицейском участке. Та же стойка, те же брошюры, те же бесполезные руки. Он смотрит на них, изучает. Руки очевидца, руки писаки, испятнанные временем, не замаранные достижениями.

Пару раз на Среднем Востоке и в Азии Мартин присутствовал при драматичных событиях, служил у истории стенографистом, однако подобные высоты были редкостью, и даже они не полностью принадлежали ему. Без его присутствия все происходило бы так же. Остальную часть своей карьеры и своей жизни он заведовал у истории сносками, а не начитывал ей под диктовку. Был объективным, одновременно присутствовал и не присутствовал, как это полагается человеку его профессии, стоял чуточку в стороне, позади камер и заголовков, а не перед ними – вуайерист с блокнотом, призрак в комнате. То есть так было до тех пор, пока в Газе он не забрался в багажник «мерседеса», невольно став самой историей, а не ее рассказчиком. Принял в событиях непосредственное участие, а не просто их описал. Он спас человека – городского изгоя – от степного пожара и спас жизнь подростку-убийце – в автомобильной аварии. Осужденный в том, что довел полицейского до самоубийства, подвергнутый публичной порке на телевидении, он внес залог за женщину, которую обвинили в попытке помешать правосудию. А теперь еще и спас жизнь ребенку. Где тот бесстрастный объективный репортер, которым он был когда-то? Как умудрился угодить в стремительный торнадо, что засасывает в свою круговерть радиошоу, твиттеры, грузовики со спутниковыми тарелками и тащит по голой безводной равнине, приковывая взгляды всей Австралии?

Макс послал его сюда примириться с прошлым, оправиться после травмы в Газе и вновь обрести былой задор, однако прошлое явилось за ним и сюда: постоянная жизнь на окраинах цивилизации – наблюдать, записывать, но никогда не участвовать. Когда-то давным-давно, еще в университете, он встречался с девушкой, красивой девушкой, и та его любила. Почему же это дошло до него только через двадцать лет? В конце концов она призналась ему в своих чувствах, произнесла традиционные слова, но не встретила взаимности, после чего их пути разошлись. Где теперь та девушка? Наверняка счастлива. Замужем, воспитывает детей, любит и любима. Вышла за какого-нибудь дантиста Скотти, скорее всего. А где он, Мартин? В убогом полицейском участке самого убогого города на Земле, без семьи, без друзей, без работы и перспектив.

Мысли перескакивают к Мэнди, к их первой встрече в «Оазисе». Тогда в голове мелькнуло: великолепная, доступная, мимолетная. Сговорчивая, ранимая, заменимая. Какой же он ублюдок, недочеловек! Приехал в Риверсенд, чтобы сбежать от прошлого, только дело не в прошлом и не в настоящем, а в собственном несовершенстве.

Мартин смотрит на свои руки: молодые и старые, замаранные и невинные.

Разговор с полицией сразу принял жесткий оборот: сыщики пытались вникнуть в произошедшее, опасаясь вновь оплошать.

– Какого хрена тут происходит? – набросился на него Монтифор. На лице детектива смешались растерянность и паника, надежда и гнев.

Полиция уже выслушала версию Робби: тот прибыл на сцену преступления и увидел, что Мэнди собирается выпотрошить Джейми Ландерса. И вот Мартин, стараясь отрешиться от эмоций, не положенных надежному и бывалому свидетелю, рассказал, как пришел с Мэнди забрать ее сына Лиама у Фрэнсис Ландерс, затем вернулся в книжный, рассчитывая найти там Джейми Ландерса и ребенка, увидел объявление о розыске мистера Кота и бросился в отель, интуитивно почуяв недоброе.

Тут-то и началось. Полиции захотелось знать, почему Мартин не доложил о находке мертвого кота. Намерения копов были ясны: запротоколировать факт утайки жизненно важного свидетельства, чтобы никто не обвинил полицию в небрежении уликой, ниточкой или наводкой, которая, несмотря на свою туманность, была способна предупредить о зверствах, творящихся в какой-то сотне метров от ее риверсендского штаба. Поняв, к чему это все ведет, Мартин на миг, кратчайший миг, почувствовал искушение солгать, заявить, что говорил о коте Уокеру. Ведь и впрямь собирался; тогда вся вина падет на мертвого полицейского, и сам он останется чист. Однако миг спустя искушение отпустило. Память об Уокере и без того достаточно очернена бесчестьем, и Мартин не стал заботиться о собственной шкуре: ребенок в безопасности, сумасшедший под присмотром властей, Мэнди миновал худший ужас любой матери. Он пошел полицейским навстречу, принял вину на себя, заявил, что собирался сообщить о коте, но замотался.