Крис Хаммер - Выстрелы на пустоши

Стоило бы подождать, он знает, что стоило бы – Робби всего в нескольких минутах пути, но пустая коляска бросает вызов, обвиняет, приказывает.

Ноги трогаются с места сами. Мимо коляски, к лестнице. Шаг за шагом все выше. Чувства обострены, волосы на затылке встали дыбом, напоминая антенны радаров, руки скользят по обжигающе горячим клочьям зеленой краски на перилах, будто стирая улики. Внезапно под ногой скрипит ступенька… или это мольба маленького мальчика? Мартин прибавляет шаг, добирается до площадки наверху, видит отверстие, выбитое в оконном стекле. Дверь закрыта, но не заперта. С испепеляющего солнца он погружается в сумрак и идет, стараясь избегать стеклянных осколков на полу. Перед тем как свернуть в основной коридор, приостанавливается, давая глазам привыкнуть к темноте. Никаких необычных звуков, ничего неуместного, однако Мартин чует нутром: что-то здесь не так. А вот и оно: крик, придушенный крик. Не близко, но и не так уж далеко.

В памяти всплывает прошлый визит в пивную. Лиам или в гостиной с ее пустыми жестянками из-под пива и переполненными пепельницами, или в комнате мертвого кота.

Мартин снова прибавляет шаг. Вперед, в основной коридор, мгновение, чтобы сориентироваться, потом за угол направо и, крадучись, вдоль фасада… Что это? Он застывает на месте. Кто-то поет. Колыбельная? О боже! Ноги готовы превратиться в желе, однако он призывает остатки храбрости и решительно продолжает путь по коридору.

Когда же кончатся эти двадцать пять метров? За несколько коротких секунд или через полжизни? Трудно сказать. Он минует лестницу, ведущую вниз, в пивную, видит латунные прутья на ковровой дорожке, отмечает водянистый английский свет на картине лисьей охоты, жмурится от ослепительного австралийского света, что льется сквозь французские двери на веранду. А вот и остальное: роскошная, но пыльная люстра над лестницей; старинный шкаф с чуть отслоившимся шпоном; горный пейзаж – голубые хребты и кучевое облако в форме наковальни, готовое разразиться летней бурей. Чем-то запахло. Пыль, кровь, нафталин и табачный дым. И страх. Тот самый запах, который он терпел три дня, три ночи и целую вечность в багажнике старого желтого «мерседеса», брошенного где-то в секторе Газа. Этот запах последовал за ним через океан и разыскал внутри заброшенного отеля в Риверайне.

Однако запах Мартина не останавливает. Ничто его не остановит. Он идет сквозь запах, бредет сквозь него, как через толщу воды, с усилием проталкивает тело. Пение указывает путь – в комнату мертвого кота.

Войдя, Мартин ступает тихо, хотя и не пытается прятаться. Джейми Ландерс сидит в кресле у окна, обнаженный ниже пояса и, заметив его, прекращает петь. В руке у парня нож. Длинный нож, кончик влажно блестит красным. Лиам – на кровати. Рука и противоположная ей нога привязаны к столбикам кровати, во рту – кляп, глаза круглые от ужаса, все лицо в слезах и слюне. Он обнажен, крошечное тельце в разводах крови, натекшей из пореза на груди.

– А, репортеришко, это ты. Я все думал, кого принесла нелегкая.

– Джейми, прекрати. Ты должен его отпустить.

– Не сцы, писака. Я быстро. Их же надолго не хватает, сам знаешь. По крайней мере, маленьких. Но ты, старина, протянешь дольше. Обещаю. Много дольше.

Мартин осторожно приближается, широко раскинув руки, будто каким-то образом способен отразить колющий удар. Робби, вероятно, уже в пути. Должен быть в пути.

Джейми встает, на лице – улыбка.

– Хочешь посмотреть, как я его убиваю? Как гаснет свет жизни в его глазах? Зрелище еще то.

Мартин застывает, леденея, и вдруг слева проносится что-то размытое и бело-голубое и ударяет Джейми Ландерса в грудь с такой силой, стремительностью и бесстрашием, что тот попросту не успевает пустить в ход клинок. Мэнди Блонд. Она швыряет юнца на стену, вышибает из него дух, вырывает нож.

– Мэнди, нет… – Голос Мартина похож на далекую, бестелесную мольбу из какой-то другой вселенной. Но без толку. Она не слушает.

Глянув на бьющегося в путах, заплаканного сынишку, она устремляет взгляд прямо в глаза безумца. Тот больше не улыбается, запах страха теперь наполняет его и только его ноздри. Медленно, не торопясь, Мэнди проводит кончиком ножа по шее Джейми, оставляя на коже кровавый след.

– Я зарежу тебя прямо здесь и сейчас, – шепчет она, однако нерешительно застывает, когда парень, сдаваясь, поднимает руки.

В дверь с пистолетом на изготовку врывается Робби Хаус-Джонс.