Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй [litres]

Но всякий раз, как она закрывала глаза, перед ней возникали то страницы дневника, то вызывающая клаустрофобию маленькая комнатка. Картина была как живая: узкий чердак, зарешеченное окно, металлические болты наверху и внизу… Она будто опять была там, и ее облило волной липкого страха. Не только за маму, которой все-таки удалось вырваться, поселиться здесь, в Брайтоне, и устроить жизнь свою и своей дочери вдали от Трепассена. Но за других, за Абеля и Эзру, которых в детстве запирали в этой комнате в наказание за какие-то детские грехи. А больше всего за Мод.

Сначала, когда Хэл читала дневник, в центре ее внимания была мама; она пыталась представить ее за текстом, сравнить с тем, что помнила сама. Перечитывая дневник, она фокусировалась на всех упоминаниях о юноше, который мог быть ее отцом. Эд. Эдвард? И Хэл старательно вспоминала внимательные голубые глаза, холодное, красивое лицо, стараясь найти в нем какое-нибудь сходство с собой.

Давай, Эд . Слова зазвенели у нее в голове, как будто мама громко прокричала их в маленькой комнате.

Эд. Вообще-то распространенное имя. В Корнуолле наверняка десятки Эдвардов, Эдгаров и Эдвинов. И все-таки…

Весь вечер она кружила вокруг, связывая воедино упоминания о возлюбленном мамы, которые могли бы дать ей ответ, отыскивая аргументы за и против, за и против. Но мама сдержала слово и, не считая этой маленькой обмолвки, везде, где указывалось имя ее отца, страницы были вырваны или слова замараны.

У нее никак не вырисовывался образ самой мамы – может, потому, что в основном она писала о других. Но было сложно совместить эту нерешительную, романтичную девушку, мусолившую свой дневник, с сильной практичной женщиной, какой она стала, после того как в течение долгих лет одна растила дочь. Не имея перед глазами письменного доказательства, Хэл ни за что бы не поверила, что мама с таким жаром и томлением может писать о мужчине. Возможно, это и было впервые и единожды.

А вот Мод – совсем другая. Хотя она лишь мельком появлялась на страницах, Хэл постоянно ощущала ее присутствие, и когда стрелки часов перебрались за полночь, а в окно заколотил дождь, она поймала себя на том, что перебирает в мыслях все упоминания о Мод.

И дело не только в том, что Хэл нежданно-негаданно преподнесли наследство именно Мод. В этой молодой женщине было что-то очень близкое Хэл. Может, решительность, свободолюбие. А может, своеобразный юмор, щедрость. Любовь Мод к ее кузине Мэгги, забота о ней золотой ниточкой тянулись сквозь мрачные события, описываемые в дневнике, и даже через пропасть в двадцать лет Хэл порой не могла не улыбнуться ее словечкам. Как она выразилась о картах таро? Груда дымной дури , точно. Это было так похоже на то, что думала сама Хэл, когда встречалась с более фанатичными гадалками, что, прочитав эти слова, она чуть не рассмеялась вслух.

Но что же с ней случилось? С Мод, с дочерью миссис Вестуэй? Где она теперь? И почему о ней так неохотно говорят? Она умерла? Или сдержала свое слово и сбежала? Растворилась где-нибудь за границей, сменила имя, устроила новую жизнь? Хэл хотелось надеяться на это. Ради самой Мод, но еще и потому, что пропавшая дочь миссис Вестуэй знала правду о том, что было написано на выдранных страницах дневника. Знала правду о родителях Хэл.

Абель, Эзра, Хардинг, мистер Тресвик – усилиями Хэл все они поверили, что Мод погибла в автокатастрофе жарким летом три года назад. Только Хэл знала правду. Знала, что погибла не Мод, а ее кузина Мэгги.

Было возможно и даже вероятно, что Мод еще жива, находится вдали от отчего дома и, может быть, знает правду о своей кузине и тайну рождения Хэл.

Чтобы разыскать ее, Хэл придется отправиться в далекое прошлое. В Трепассен, где она сможет начать все заново, подцепить ниточки жизни Мод с самого начала. Но для этого имелась одна-единственная возможность.

Назавтра было воскресенье. В восемь утра Хэл, перетащив одеяло в гостиную и завернувшись в него, устроилась на диване с чашкой кофе и пачкой писем на коленях. Сверху лежала визитная карточка Хардинга.

Она подождала до половины десятого и набрала номер. Вместо ответа включился автоответчик, и, услышав мягкий женский голос, Хэл невольно испытала некоторое облегчение.

– Вы позвонили… – А затем голос Хардинга несколько высокопарно и на полтона ниже обычного закончил: – Хардингу Вестуэю.

– Пожалуйста, оставьте сообщение после сигнала, – продолжил женский голос. Потом – пи-и-ип.