Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй [litres]

Ответов не было. Наконец, чтобы хоть чем-то себя занять, Хэл собрала карты и принялась укладывать их обратно в жестяную коробочку. В ушах раздавалось шипение миссис Уоррен. Ведь не осмелится же она в самом деле их сжечь? Это смешно, и тем не менее в желчном голосе было что-то, что заставляло Хэл поверить в реальность угрозы.

Ни дверь ее комнаты, ни чемодан не запирались на ключ, так что Хэл оставалось только положить карты в коробочку, запихнуть ее поглубже в чемодан и надеяться на лучшее.

Зачем она вообще взяла их с собой? Ведь она же вроде не верит.

Хэл застегнула чемодан на молнию и собралась выйти из комнаты, но вдруг, почуяв недоброе, на мгновение замерла, опять открыла чемодан и положила коробочку к себе в карман, рядом с фотографией. Пусть миссис Уоррен порыщет. Пожалуйста, пусть заходит и роется во всех отделениях чемодана. И только спустившись по узкой, темной лестнице на третий этаж, она кое-что вспомнила – вчерашний стук палки миссис Уоррен о деревянные ступени. Но у женщины, стоявшей сегодня у нее под дверью, палки не было, она подошла совершенно бесшумно.

При этой мысли Хэл затрясло, хотя было не очень понятно почему, и она опять пожалела, что дверь ее комнаты не запирается на ключ. До приезда сюда Хэл вообще никогда не запирала свою комнату, но мысль о злобной старухе, которая тихонько крадется по дому, открывает ее комнату…

Хэл помедлила, осмотрев узкий темный коридор, и вспомнила, как миссис Уоррен стояла здесь в темноте. Так что же она тут делала? Подслушивала? Подсматривала?

Хэл уже собиралась пройти дальше, как кое-что привлекло ее внимание – темное на темном. Сделав несколько шагов назад, она встала перед закрытой дверью в свою комнату и провела пальцами по деревянной панели. Она не столько поняла, сколько ощутила, как же была не права.

Дверь имела засов. Даже два. Два длинных толстых болта – сверху и снизу. Но они располагались снаружи.

Когда Хэл спустилась наконец в коридор, миссис Уоррен там уже не было, и с минуту она постояла, поправляя коробочку с картами в кармане и вспоминая, где гостиная. Она проходила мимо, когда шла на завтрак, но тогда дверь стояла открытой. Теперь все комнаты были закрыты, и длинный унылый коридор сбивал с толку.

Хэл наугад ткнулась в одну дверь, но та вела в мрачную, обшитую деревянными панелями большую столовую, в самом деле намного больше, чем малая, где они сегодня завтракали. Ставни на высоких окнах были закрыты, тонкие серые полосы света прорезали тени, а огромный стол, покрытый пыльной хлопчатобумажной скатертью, еще более удлинял помещение. На потолке висело что-то огромное, закутанное в серое, и Хэл сначала решила, что это два гигантских осиных гнезда. Она рефлекторно пригнулась, но потом глаза, привыкнув к полумраку, узнали люстры, завернутые в защитную ткань. Над оставленными ею следами повисли облачка пыли. Медленно пятясь, Хэл тихонько вышла и двинулась дальше.

Она уже поднесла руку к следующей двери, но не успела постучать, как услышала за дверью голос и замерла, не зная, стоит ли прерывать чужой разговор.

– …потакать маленькой золотоискательнице.

Голос мужской, одного из братьев. Хардинг?

– О, ты в самом деле невыносим. – Женский голос – Митци – сорвался от раздражения. – Она сирота, ваша мать просто пожалела ее.

– Во-первых, у нас нет никаких доказательств. Мы ничего не знаем об этой девчонке, представления не имеем, кто был или есть ее отец и присутствует ли он еще в ее жизни. Судя по тому, что нам известно, он мог подбить мать на такой шаг. А во-вторых… – Точно Хардинг, поняла Хэл, когда оратор повысил голос, стараясь перекрыть горячие возражения Митци. – Во-вторых, Мит, если бы ты хоть немного знала мою мать, ты бы поняла, насколько невероятно, чтобы она руководствовалась такими соображениями, как милосердие и жалость к сиротам.

– О, Хардинг, какая глупость! Твоя мать была одинокой старой женщиной, и, может быть, если бы ты в свое время решил оставить прошлое в прошлом, дети и я смогли бы узнать получше и ее, и всю эту…

– Моя мать была злобной, бессердечной фурией! – прокричал Хардинг. – И мое нежелание травить тебя и детей ее ядом было продиктовано исключительно заботой о вас. Так что даже не смей, слышишь, Митци, даже думать не смей, что я тут в чем-то виноват.

– Я не думала так ни одной секунды, – ответила Митци, и за раздражением в ее голосе пробивалась нотка мольбы. – Я понимаю, дорогой, ты хотел как лучше. Но я просто думаю, может быть, не так уж удивительно, что твоя мать решила отодвинуть двух сыновей, которые полностью отдалились от нее, и третьего, который почти двадцать лет не подпускал к ней свою жену и детей. Трудно ее осуждать, если она приняла это близко к сердцу. Я бы обиделась. Когда мы были здесь последний раз? Ричарду точно было не больше семи.