Рут Уэйр - Смерть миссис Вестуэй [litres]

– Она живет, как будто сейчас пятидесятые, – с горечью продолжила Мод. – Телевизора нет, нас с тобой держат взаперти, как каких-то монахинь. Миссис Уоррен гробится на кухне. Она что, не понимает, что так уже не живут? Наши ровесники бегают на концерты, надираются, трахаются… Тебя не волнует, что мы здесь томимся, как в неволе, в придуманной послевоенной стране моей матушки?

Я не знала, что ответить. Не могла же я признаться Мод, что мне никогда не хотелось надираться и бегать по концертам. Что я никогда и не делала этого, даже имея возможность.

– Может, мне это больше подходит, чем тебе, – сказала я наконец. – Мама всегда говорила, что я немножко старомодна.

– Расскажи мне о своей маме, – тихо попросила Мод.

У меня ком встал в горле. Я вспомнила маму: копается в саду – обычная картина, – а рядом папа, напевая из Пола Саймона, разрыхляет грядку или сажает цветочные луковицы. Я старалась не думать об этом последние кошмарные месяцы… Предсмертный выдох мамы в аппарат искусственной вентиляции легких, а спустя несколько недель сердечный приступ у папы.

– Что тут рассказывать? – пожала я плечами, стараясь не выдать голосом, как мне больно. – Она умерла. Они оба умерли. Точка.

От такой несправедливости у меня все еще мутится в голове. Но вместе с тем я поняла, что есть тут и своего рода справедливость. Я была дочерью двух беззаветно любящих друг друга людей. Они были созданы друг для друга – в жизни и в смерти. Вот только если бы эта смерть помедлила.

– Я просто хочу понять… – очень тихо начала Мод. – Я хочу понять, как это бывает, когда не… не ненавидишь свою мать?

На этот раз я вздрогнула не от ее холодных ступней, а от желчи в голосе.

Моя тетка – не самый простой человек, я это знала еще прежде, чем переехала сюда. Тот факт, что она умудрилась поругаться с моим отцом, объяснил мне все, что нужно было знать. Мягче человека, чем папа, трудно себе представить. И все же я оказалась не готова к реальности, которую встретила здесь.

– Если бы я могла уехать, – пробормотала Мод себе в колени с тихим ожесточением. – Его она отпустила.

Она не сказала, кого – зачем? Мы обе знали, о ком она говорит. Эзра. Поступил в школу-интернат. Удрал.

– Думаешь, потому, что он мальчик? – спросила я.

Мод пожала плечами, стараясь казаться спокойной, но все было видно насквозь. Глаза у нее были красные, значит, после ужина она плакала.

– Девочкам образование не нужно, – горько усмехнулась она. – Во всяком случае, они недостойны того, чтобы за их образование платили. Но что бы она там ни думала, у меня мозгов вдвое больше, чем у него. Я буду в Кембридже, пока его натаскивают для пересдачи экзаменов на каких-то захудалых курсах в Суррее. Я ей покажу. Летом. Эти экзамены – мой билет на выход отсюда.

А… как же я? Если Мод уедет, что будет со мной? Неужели я останусь здесь, как в тюрьме, одна – с ней? Но я промолчала.

– Всегда ненавидела эту комнату, – тихо продолжала Мод. – В детстве она запирала нас тут в наказание. А теперь… Даже не знаю. Теперь мне кажется, что здесь укрытие ото всего остального дома.

Мы долго молчали. Я пыталась представить себе, как это – что у меня такая мать? А еще – каково страдать от этого ребенку? Но у меня не получилось.

– Можно, я останусь у тебя на ночь? – спросила Мод, и я кивнула.

Она перекатилась на кровати, я выключила свет и повернулась на бок спиной к ней. Мы лежали в темноте, чувствуя тепло друг друга, содрогание и скрип матраса, когда кто-то ворочался.

Я почти заснула, когда вдруг послышался голос Мод, такой тихий, что мне сначала показалось, она дышит во сне.

– Мэгги, что ты будешь делать? – спросила она.

Я не ответила. Просто продолжала таращиться в черноту. Но от вопроса тяжело забилось сердце.

Она все знает.

Следующие полчаса один за другим, без перерыва, следовали вопросы и уклончивые ответы. Это оказалось тяжелее, чем предполагала Хэл, но в то же время странно забавляло. С трудом справляясь с разговором, отчаянно пытаясь запомнить, что кому успела сказать, она вдруг поймала себя на том, что отказалась от сравнения с шахматным матчем и вернулась к образу боксера. Вот он туже затягивает запястья, выходит на ринг и принимается уворачиваться от ударов – так она отбивалась от вопросов, пытаясь, иногда неловко, переадресовывать их собеседнику.