Себастьян Фитцек - Пациент особой клиники [litres]

– Не важно, – немного подумав, ответил Макс, решив все же помочь незнакомцу. – Как вы сказали? Дом номер шестьдесят пять?

В конце концов, неизвестный не просил его идти вместе с ним, да и правила применения кодового слова вряд ли подходили к этой ситуации. Ведь перед ним стоял человек в форме почтальона, тянувшего по снегу тачку, доверху нагруженную почтовыми посылками.

– Спасибо, приятель, – попрощался почтальон после того, как Макс показал ему дорогу.

Оказалось, что почтальон ошибся не только номером дома, но и улицей. Ему нужна была не Lärchenweg, а Lerchenweg [10] Оба этих слова произносятся одинаково. Отличие между ними заключается лишь в написании. Причем в названии Lärchenweg основу составляет слово «лиственница» ( нем . Lärche), а в наименовании улицы Lerchenweg – «жаворонок» ( нем . Lerche). .

Но такому в районе, где названия улиц оказались схожими, удивляться не приходилось.

Макс дождался, пока почтальон вернулся в свой желтый грузовичок и уехал, что дало ему время продумать слова, с которыми он собирался поприветствовать Анну. Если быть честным, то его трясло от страха, ведь Анна была так прекрасна, а он такой маленький. А вдруг она рассмеется, увидев, кто позвонил ей в дверь? И вообще, он не знал, нравятся ли ей «Звездные войны». Но Анна была такой замечательной девушкой и, соответственно, должна любить эту киноэпопею.

Макс настолько задумался, что, пересекая улицу, не заметил спортивный автомобиль, мчавшийся на огромной скорости прямо на него.

«О нет! – только и успел подумать он. – Мой «Тысячелетний сокол»!»

В следующее мгновение макет космического корабля взлетел в воздух, а затем упал на снег и развалился.

Таким же травмированным оказалось и его маленькое тельце, которое с каждой секундой все глубже погружалось в море боли. И волны этого моря с громким воем накрывали его одна за другой до тех пор, пока он не потерял сознание.

Через несколько часов Макс очнулся, но не увидел ничего, кроме глаз, – все остальные части лица мужчины прятались за зеленой марлевой маской. Потом прошло еще какое-то время, пока мальчик понял, что жесткая поверхность, к которой он был привязан, являлась операционным столом.

Тогда, год назад, Макс подумал, что очнулся в аду, куда злой монстр из Хеллоуина притащил его для пыток. Малыш и представить себе не мог, что настоящий ад перед ним откроется позже, а сейчас он проходит всего лишь через его врата.

Мальчуган умирал от страха в подвале этого странного дома, куда мужчина доставил его только сегодня утром. Это был все тот же человек, который сбил Макса, а затем наложил шину на сломанную ногу и заботился о нем, пока малыш не выздоровел. Но делал он это лишь для того, чтобы в конце концов убить.

Убить в этом узком деревянном ящике, где мальчик лежал со скованными ногами и над которым внезапно кто-то наклонился. Судя по всему, это был мужчина. Однако его облик отличался от образа того человека, который охранял Макса все это время. Он казался стройнее, может быть, моложе. Точнее мальчуган определить не мог, не говоря уже о том, чтобы опознать лицо. Ведь стекла у этого чертова ящика сильно запотели.

– Папа?! – с надеждой закричал Макс, хотя за все эти месяцы изоляции ее у него почти не осталось.

– Макс! Это ты? – воскликнул Тилль и постучал по стеклу «инкубатора».

Он не был уверен в том, что сын позвал его, ведь изнутри послышалось всего лишь приглушенное бормотание – настолько хорошей звукоизоляцией обладало это дьявольское изобретение.

– Открой! – обратился Тилль к Трамницу, в правдивости рассказа которого сильно сомневался.

«Бегство водителя с места ДТП после несчастного случая на дороге? Похитителем был вовсе не Трамниц?» – отказывался верить заявлениям убийцы мозг несчастного отца.

Сама действительность противоречила утверждениям маньяка. Ведь если похитителем оказался не Трамниц, то тогда почему Макс находился в этом подвале? В этом «инкубаторе»?

«Что я упустил из виду?» – не отпускал мучительный вопрос Беркхоффа, но ответа на этот вопрос он опять не нашел.

Однако сейчас на размышления не было времени.

– Открой! Немедленно! – потребовал он.

– Я и рад бы, да не могу, – со вздохом произнес Трамниц. – У меня нет ключа.

Тилль в растерянности заморгал и спросил:

– Как так нет?

– Я не создавал это изделие.

Такое заявление настолько изумило Беркхоффа, что он, заикаясь, залепетал:

– Но, но… но кто тогда?