Марк Эльсберг - Блэкаут

– Вопрос в том, как воспринимать другие предложения о помощи, – заметил премьер-министр Италии. – Стоит ли принимать помощь от Китая или России, пока мы не знаем, не причастны ли они к атакам? Может, мы уже находимся в состоянии войны с ними, но еще этого не знаем? Со вспомогательными группами к нам могут проникнуть новые диверсанты.

«У него паранойя, – подумала Михельсен, – или я не понимаю методов современной войны… Нужно принимать любую доступную помощь!»

Министр обороны, занимавший также пост вице-канцлера, отключил микрофон, так чтобы остальные участники конференции его не слышали.

– Вынужден с ним согласиться, – сказал он бундесканцлеру. – В этом есть некоторый риск.

Он снова включил микрофон. Канцлер лишь вскинул брови. Михельсен видела, как тот взвешивает аргумент.

– Насколько мне известно, – произнесла глава правительства Швеции, – первые самолеты из России ожидаются послезавтра утром, в субботу. Первые транспортные колонны и железнодорожные составы тронутся примерно в это же время. Самолеты из Китая начнут прибывать в воскресенье. Предлагаю ускорить подготовку. Если к тому времени удастся что-нибудь выяснить, от помощи всегда можно отказаться.

«Ну, слава богу», – подумала Михельсен и покосилась на министра обороны.

Дюссельдорф

Перед клиникой стояли три машины «Скорой помощи». Два человека, одетых во все что можно, катили в их сторону носилки. Присмотревшись, Манцано понял, что на носилках, укрытый одеялом, лежит пациент. Над ним раскачивалась полупустая капельница, и трубка скрывалась где-то под одеялом. За ними быстро шагал человек во всем белом и оживленно жестикулировал. Двое других лишь качали головами и катили носилки дальше. В конце концов человек в белом сдался, махнул на них рукой и направился обратно в здание.

Хартланд проехал мимо странной группы и остановил машину рядом со «Скорыми».

– Вы сможете пройти несколько метров?

Пьеро бросил на него гневный взгляд. Скорее всего, это не составило бы для него труда. Но с какой стати ему любезничать с теми, кто считал его террористом, да еще и подстрелил?

– Нет!

Хартланд без лишних слов скрылся в здании. Его коллега следил за каждым движением Манцано. Впрочем, двигаться особого желания не было. Руки были скованы за спиной, нога адски болела.

Вернулся Хартланд с креслом-каталкой.

– Садитесь.

Пьеро неохотно послушался. Хартланд покатил его внутрь. Его спутник не отходил ни на шаг.

Как только они оказались внутри, его обдало запахом. Хоть здесь было не намного теплее, чем снаружи, в воздухе стоял запах сырости, гнили и фекалий вперемешку с дезинфицирующим средством. В холле царило оживление. Люди, явно не санитары, катили койки с пациентами. В суматохе Манцано угадал общее движение к выходу. Он оглянулся и заметил, как очередную каталку вытолкнули наружу.

Хартланд покатил его по коридору, заставленному койками, на которых лежали больные и раненые: кто-то молча, другие стонали и скулили. Возле некоторых стояли люди, скорее всего родственники. Здесь было уже теплее, но все равно далеко от нормальной температуры. Кроме того человека в белом, Манцано не заметил никого из врачей или санитаров.

Наконец они подошли к двери с табличкой «Амбулатория». В отделении были заняты все стулья. Хартланд достал удостоверение и показал медсестре.

– Пулевое ранение, – пояснил он.

Пьеро не очень хорошо владел немецким, но достаточно, чтобы понять их разговор. Два семестра в Берлине, год с подругой из Германии и годы поисков – не совсем легальных – по системам немецких предприятий оказались не напрасными.

– Нам нужен врач, немедленно.

На медсестру это не произвело никакого впечатления.

– Вы сами видите, что здесь творится. Я говорю людям, что мы не можем их принять. Больницу давно следовало эвакуировать. И что, думаете, кто-нибудь меня слушает? Вы меня послушаете?

– Послушайте меня, – стоял на своем Хартланд. – Нам нужен врач, сейчас же. Мне заявить о национальных интересах, чтобы вы кого-нибудь привели?

Женщина вздохнула и скрылась за дверью.

В приемном отделении было не меньше пятидесяти человек. Какая-то женщина пыталась успокоить плачущего ребенка. Пожилой мужчина на стуле привалился к своей жене; лицо его было белым, веки дрожали. Она непрерывно что-то нашептывала ему, гладила по щеке. Другая женщина практически лежала на стуле, запрокинув голову: восковая кожа, рука висит на груди; в том месте, где должна быть кисть, ком окровавленного бинта. Манцано заставил себя отвести взгляд и уставился в стену. Но желудок успокоить не удалось. Он закрыл глаза и попытался подумать о чем-нибудь приятном.