– Джейк?
Я медленно качаю головой. Хочу ответить, но слова застревают в горле, отказываются выходить наружу. Словно вся моя сила и решимость рухнули вниз со скалы вместе с Маргаретой.
Манфред снова вздыхает. Встает, идет к стене и возвращается с небольшой бумажной коробочкой. Тяжело плюхнувшись обратно, ставит коробочку на стол.
Она коричневая, десять сантиметров длиной и пять сантиметров шириной.
Не отрывая от меня взгляда, он открывает коробку и одной рукой выуживает из нее прозрачный пластиковый пакетик. Кладет перед собой на стол.
Я нагибаюсь, чтобы лучше рассмотреть.
На первый взгляд, пакетик пустой, но, приглядевшись, замечаю ее.
Маленькая золотая пайетка поблескивает внутри.
– Джейк? – в голосе Манфреда нет злости, он звучит умоляюще.
Я зажмуриваюсь, не хочу видеть блестку. Но я не могу остановить картины перед глазами: блестящее платье, помаду, Ханне, всю мокрую и в ссадинах на коленях между кустами. Я словно переместился в прошлое и стою в лесу, вдыхая запах мокрой земли и пожухлой листвы, а дождь капает мне на лицо. Я снова вижу Ханне перед собой. Но теперь она выглядит по-другому, улыбается мне и протягивает руку.
«Я спас ее, – думаю я. – Я на самом деле спас ее».
Я смотрю на Манфреда, на его красивый костюм, на ярко-розовый платок. На круглые красные щеки, на усталые глаза.
Сможет ли он меня понять?
– Джейк? – приподнимает он брови.
И мысли снова делают это – улетают прочь, как птицы или бабочки, шепча, что у всех людей есть странности, если присмотреться. Или что не существует ничего больного или здорового. И что нет ничего такого в том, чтобы примерить платье, даже если тебя зовут Джейк, и живешь ты в такой дыре, как Урмберг, и тебя угораздило родиться мальчиком.
Платье – это просто платье. Лоскут ткани, о котором каждый волен думать, что хочет.
Это совсем не то, что убивать.
Это по-настоящему серьезно, потому что смерть – это навсегда.
– Да, это был я, – отвечаю я. – Мне нравится наряжаться в платья. Вы что-то имеете против?
Манфред высаживает меня перед «Самым роскошным домом Урмберга». Прежде чем я успеваю открыть дверцу, он кладет руку мне на плечо.
– Молодец, Джейк, – говорит он. – Ты молодец.
Только это. Потом он молчит.
Я открываю дверцу и вылезаю из огромного внедорожника. Закидываю рюкзак на плечо, щурюсь от утреннего солнца и иду к дому. Снег скрипит под ботинками, входная дверь распахивается, стоит Манфреду отъехать.
В дверях я вижу папу.
Он делает шаг вниз, в снег, потом еще один, несмотря на босые ноги, и бросается ко мне, хватает меня в охапку и крепко сжимает в объятьях – крепче, чем когда-либо прежде.
– Джейк, черт! Я так за тебя испугался!
– Прости, – извиняюсь я.
Мы так и стоим, обнявшись. Теплое папино дыхание пахнет пивом.
– Ну, что же мы стоим, – говорит он наконец. – Я себе так зад отморожу. И пальцы. Пошли в дом.
Дома все по-прежнему. Не знаю, чего я ждал, но у меня было ощущение, что что-то изменилось.
Очутившись в прихожей, я тут же начинаю бояться встречи с Мелиндой. Что она скажет, когда меня увидит? Я старался не думать о ней все последние часы, но теперь тревога вернулась с рычанием скоростного самолета.
– Мелинда? – спрашиваю я.
– У Маркуса, – отвечает папа. – Есть хочешь?
– Нет, спасибо, мы поели хот-доги по дороге из Катринехольма.
Папа кивает и смотрит на меня, протягивает руку, чтобы коснуться компресса на щеке, но застывает на полпути.
– Черт! До сих пор не могу поверить! Ты спас жизнь той женщине из Стокгольма.
– Да.
– Если честно, я и подумать не мог, что в тебе это есть.
– Что есть?
Папа качает головой.
– Неважно. Но я хочу услышать всю историю. Но позже. Ты, наверно, хочешь отдохнуть? Ты всю ночь не спал.
Я киваю и поднимаюсь к себе, наверх.
В моей комнате тоже все как обычно: мягкое ковровое покрытие щекочет мне ступни, постеры на стенах местами отвисли и трепещут на сквозняке из старых окон. Даже незаправленная кровать и гора грязных носков и трусов такие же, как и прежде.
Я опускаюсь на кровать и чувствую, как сильно я устал. Голова гудит, щека болит, ноги онемели, меня подташнивает.
Я медленно укладываюсь на кровати. Не снимая одежды, натягиваю одеяло и закрываю глаза.
Я так устал, что готов проспать несколько суток.
Поворачиваюсь на бок и чувствую под щекой что-то твердое, вроде лего. Приподнимаюсь на локте и зажигаю лампу, чтобы разглядеть странный предмет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу