Сергей Протасов - Обязательно должна быть надежда. Следователь Токарев. История вторая

Пожарный выход стадиона — неровно обитая оцинкованной жестью дверь — скрывался за горами полусгнивших палет и строительного мусора. Роман Сергеевич потопал, тщательно стряхнул снег с обуви, воровато огляделся и нажал кнопку звонка.

— Это ты? — Сергей, прищурив глаза, всматривался в чистое лицо помолодевшего Романа Сергеевича. — Ты зачем бороду сбрил, дурик? Давай, — окутанный клубами пара, он энергично махнул рукой. — Разувайся тут, ботинки в руки — и за мной. Всё взял? В туалет надо? Как хочешь. Никто не видел, как ты вошел?

— Никого не было.

— Не роняй ничего, — среагировал Сергей на выпавший из рук Свекольникова туристический коврик. — И респиратор, небось, купил?

— Всё купил.

— Заходи, — Пронин покачал головой, тихо шепнул: «Цирк!» — кивнул в темноту ремонтируемого помещения. — Устраивайся. Я тут протер все, насколько возможно пыль убрал. У тебя минут пятнадцать еще есть. Телефон выключил? Не забудь. Рома, продумай все до мелочей. Не высовывайся и не шевелись. Когда они придут — ты умер. Я решил твою дверь заблокировать коробками с плиткой. Да, Баженов всегда приходит первый и этого запускает сам. Всё, я пошел, мне надо кое-что еще приготовить.

— Иди, Сережа, не переживай, закрывай меня, блокируй. Я буду сидеть и не шевелиться. С Богом!

Он не спеша снял куртку, постоял, пытаясь понять, жарко ему или нет. Стена соседней сауны работала как доменная печь. Стянул еще и свитер и остался в одной футболке. Снятые вещи он положил в большой пакет, из которого перед тем достал компактную складную табуретку с тканевым сиденьем, респиратор, медицинскую маску, бутылку воды и пустую бутылку на всякий случай. Огляделся, выбрал место за стопкой больших бумажных мешков с цементом, надел респиратор, передвинул верхние мешки так, чтобы получилось узенькое смотровое окошко, позволяющее видеть часть коридорчика от пожарной двери до душевой и при этом оставаться незамеченным. Вряд ли удастся что-то разглядеть, но расположение хамама не оставляет надежд на большее. Придется, что называется, «обращаться в слух». Он поерзал на своей табуретке — хорошо, почти бесшумно. Жарко, капли пота со лба медленно стекали к глазам. Свекольников утерся заготовленным полотенцем, еще раз огляделся — всё на своих местах. Теперь он готов.

Без десяти десять в глубине комплекса прозвучал глухой звонок. Через минуту Пронин прошел к заднему выходу. Звук его шагов полностью поглотила ворсистая ковровая дорожка. Остановившись на полпути, он повернулся к стеклянной двери хамама и пристально посмотрел в глаза Романа Сергеевича. Приставил левую руку козырьком ко лбу и даже слегка присел. Наверное, его все устроило, он махнул рукой, мол, «гори оно все синим пламенем, пропадай моя жизнь», и пошел дальше.

Защелкали замки, кто-то громко постучал ногами.

— Добрый вечер, Пал Палыч, — донесся приглушенный голос Сергея. — Проходите, все готово.

Свекольников горящим взглядом сквозь импровизированную амбразуру, как через оптический прицел, уставился в проход. Большой, полноватый Баженов в одной рубашке бесшумно проплыл мимо. Следом, опустив глаза, проплыл Пронин.

— Я вам еще нужен? Пиво в холодильнике.

— Спасибо, Капитоныч, я сам. Креветки-то будут?

— Всё как всегда. Позвоните мне минут за десять, чтоб прям с огня. Приятного отдыха.

— Хорошо, спасибо тебе, — голос Баженова звучал уважительно и спокойно.

Хлопнула дверь, звякнула щеколда. Все стихло.

В висках еле слышно тикали часы. Одна минута, другая, третья. Ни шороха не доносилось извне. Свекольникову представилось, как молодой сильный сержант крадется с оружием к двери, за которой прячется нечастный Роман Сергеевич, прислушивается и ждет какого-нибудь скрипа. В животе что-то заурчало, он не ел и не пил весь день, готовясь к засаде. Казалось, урчание разнеслось по всему комплексу. Свекольников, проклиная организм, перестал дышать, закрыл глаза. «Господи, спаси и сохрани, — беззвучно произнес он. — Господь — свет мой и спасение мое. Кого мне бояться? Защита жизни моей — Господь. Кого мне страшиться? Если злодеи пойдут на меня, чтоб растерзать плоть мою, — споткнутся они и падут, — двадцать шестой псалом сам собою вытекал из пересохших губ, он полностью растворился в том, что проносилось в его голове. Каждое слово, как живительный ветерок, освежало душу. — Пришел бы в отчаяние, если бы не был уверен, что увижу еще благость Господню при жизни моей. Надеюсь на Господа, буду тверд и мужественен. На Господа уповаю!» Ему нестерпимо захотелось перекреститься, он медленно разогнулся и занес руку ко лбу. В этот момент три сильных, раздельных удара сотрясли дверь банного комплекса. Он почувствовал, как зашевелись волосы на голове. Не завершив крестного знамения, Роман Сергеевич снова согнулся и припал к своему наблюдательному окошку.