Ким Онсу - Планировщики [litres]

Миса растопырила пятерню. Рэсэн помрачнел.

– Проголодался? – спросила Миса.

Проголодался ли он? Тело вроде принадлежит ему, однако никаких ощущений нет. Рэсэн качнул головой:

– Не знаю.

– Наверное, проголодался. Ведь пять дней не ел.

– Да с чего бы? Сколько в него влили дорогущей глюкозы! – насмешливо проговорила косоглазая.

– Что ты, сестра, разве какую-то глюкозу сравнишь с рисом?

– Ладно, Миса, придется тебе сварить рисовую кашу, только пожиже.

Миса покатила коляску на кухню. Рэсэн приподнял голову и осмотрел себя. Руки, плечи и живот были плотно забинтованы.

– Твоих рук дело? – перевел он взгляд на Мито.

– Одного знакомого ветеринара. Ты потерял много крови. Чуть на тот свет не отправился.

Косоглазая теперь косилась на Рэсэна с другим выражением. Впрочем, поскольку их взгляды не пересекались, сказать определенно, смотрела она на Рэсэна или нет, было нельзя. Но очевидно, что жалела. Тихо, чтобы не слышала сестра, Мито проговорила саркастически:

– В следующий раз стреляй. Не заставляй других мучиться из-за себя. Сноровки нет, а туда же.

Должно быть, она действительно вымоталась, поскольку в голосе злость мешалась с усталостью.

– Из-за тебя Парикмахер теперь знает обо мне. И о Сумин. Из-за тебя мы все теперь в опасности. И план убить Хана полетел к черту. Но уж ладно. Потихоньку все разрулим. Потому как мыслить следует всегда позитивно.

Мито обернулась к косоглазой. Та улыбнулась.

Что же творится в головах этих удивительных женщин?

– Итак, ты вытащила меня из дома Парикмахера. Может, ты и мой нож… тоже забрала? – сконфуженно спросил Рэсэн.

Мито наградила его ледяным взглядом. “Почему я вдруг подумал о ноже Чу?” Собственный вопрос Рэсэну и самому показался странным.

– С Парикмахером я разберусь. Тебе предстоит другое дело, – решительно сказала Мито. И с этим ушла на кухню. За ней поспешила и косоглазая.

Из кухни доносились голоса трех женщин, смех. Каждая предлагала свой рецепт рисовой каши. Через некоторое время появилась Миса с тарелкой. Мито и косоглазая, очевидно собравшись на улицу, надели пальто. Когда косоглазая обувалась в прихожей, Мито подошла к Рэсэну и прошептала:

– Не бери в свою чугунную башку всякую чепуху. От этого один только вред. Ешь кашу и спи. Спи, пока не скажу, что дальше делать.

И Мито с косоглазой ушли. Миса, зачерпнув ложкой кашу, подула на нее и поднесла ко рту Рэсэна. Он рассеянно смотрел на рис, от которого поднимался густой пар, потом глянул на Мису. Она придвинула ложку ближе: ешь. Рэсэн позволил втолкнуть кашу себе в рот, проглотил. Горячая рисовая жижа, первая еда за пять дней, была восхитительна на вкус. Съев все до последней рисинки, Рэсэн заснул.

Как и велела Мито, он спал. Спал и видел сны, а проснувшись, съедал кашу, приготовленную Мисой, и снова засыпал. И хотя он только и делал, что спал, но, проснувшись, тут же впадал в дремотное состояние. Рэсэн заподозрил, что, может, ему подмешивают снотворное в кашу. Или снотворное в воде, или оно в ложке, или оно вон в той вазе с цветами, или в теплых солнечных лучах, падающих на кровать. Съев кашу, засыпал, приняв лекарство, засыпал, и даже во сне он засыпал.

По вечерам приходила Мито, меняла повязки, обрабатывала раны. И делала уколы. В те вечера, когда Мито не появлялась, этим занималась косоглазая.

– А ты чего влезла в эту историю? – спросил как-то Рэсэн, когда девушка бинтовала его.

Она не ответила.

– Это тебе не игры. Ты же можешь умереть.

Косоглазая с силой стянула бинт и завязала. Рана нещадно разнылась, да так, что Рэсэн застонал от боли.

– У всех есть мотивы, не только у тебя. Так что не ерепенься и не изображай тут крутого, – сказала косоглазая, сгребая грязные бинты.

Верно. У всех есть мотивы. У Старого Енота, у Чу, у Мохнатого, у Мито, у Парикмахера, даже у Хана. Этими мотивами они питают свой гнев, свою ненависть, из-за этих мотивов уничтожают друг друга. И каждый думает, что справедливость на его стороне, что травма дает ему право. Но дает ли? “Черт, что за чушь лезет в голову! Ты же тоже такой, как все эти черти”, – с насмешкой одернул себя Рэсэн.

Иногда, проснувшись, он обнаруживал, что Миса и изодранный Винни-Пух устроили из его живота площадку для игр. В точности как Лампа и Пюпитр, которые предпочитали спать так, чтобы касаться его бедра или спины.

– Разве ты не слишком взрослая для кукол? Почему бы тебе не увлечься чем-нибудь другим?

– А чем? – спросила Миса, поглаживая истерзанного медведя.