Себастьян Фитцек - Инквизитор

– Мне очень жаль, боюсь, Никласа Хаберланда уже нельзя было спасти.

Ржавые ворота с грохотом захлопнулись.

– Очень смело с вашей стороны, – хмыкнул пожилой мужчина и вытащил ключ из замочной скважины. Затем убрал тяжелую связку ключей в боковой карман рабочей куртки и натянул перчатку. – Не думал, что вы еще раз придете сюда просто так.

– Это было разовое занятие со студентами. – Профессор засмеялся. – Но вы ведь тоже еще здесь.

– К сожалению. – Консьерж пренебрежительно хмыкнул, и они отошли на несколько шагов от дома. – Раз в месяц я проверяю, все ли здесь в порядке. Хоть какая-то прибавка к пенсии, в отличие от жены.

– Никто так и не захотел купить махину?

Бахман шмыгнул носом и оглядел обледенелый, заросший плющом фасад до самой остроконечной крыши виллы.

– Почему же? После смерти Расфельда она, конечно, пустовала какое-то время. В прессе не писали ничего конкретного, но слухов было много. Неудивительно, потому что никто так и не сделал официального заявления. Брук вернулся в Гамбург и отказывался от всех предложений написать книгу о той ночи. Повариха перешла в отель, Ясмин тоже бросила работу. Я слышал, они с Линусом записали пластинку. И якобы та даже имела большой успех. Не удивлюсь, если так и есть. С этой сумасшедшей станется.

Бахман посмотрел наверх. У них над головой пролетала стая ворон.

– Грета единственная дала интервью. Она на полном серьезе утверждала, что после той ночи излечилась от своей фобии и отныне может встречать Рождество одна. Этому вообще можно верить?

Стая разлетелась в разные стороны и собралась вместе лишь через несколько секунд. Бахман потерял интерес к птицам и снова посмотрел на профессора. Его взгляд помутнел, наверняка ему уже требовались очки посильнее.

– Люди до сих пор думают, что здесь в психушке была резня, во время которой пациенты убивали друг друга. Поэтому многие верят, что на территории водятся привидения. Глупость, но инвесторов, похоже, отпугивает. Чего тут только не планировали. Фешенебельный жилой квартал, рестораны, даже отель. Но так ничего и не вышло.

– О Софии тоже говорят?

Старый консьерж вздрогнул при упоминании этого имени и потер поседевшие бакенбарды.

– Дети говорят, что она ведьма и все еще живет в доме. Под крышей, со своей больной дочерью. Ну вот, типа того.

Он через силу улыбнулся, но на лице у него лежала такая грусть, какую профессор редко видел у взрослого человека.

– Не обижайтесь, но я сделаю кружок вокруг дома, Кас… – Старый консьерж осекся. – Извините.

– Все в порядке. – Хаберланд протянул ему руку. – Счастливого Рождества. Был рад с вами повидаться. И спасибо, что отперли дверь.

– Не за что. Главное, чтобы это не вошло в привычку.

Они в последний раз кивнули друг другу, затем каждый пошел в свою сторону. Два человека, которые за одну-единственную ночь пережили так много, что для последующих совместных переживаний в этой жизни просто не было места. Даже для короткой беседы.

Хаберланд развернулся на ветру и поднял воротник своего растянутого пальто. Он осторожно поставил ногу на тротуар, который спускался по склону к дороге. Сегодня обещали дождь со снегом, и нужно рассчитывать на гололед, поэтому он надел свои тяжелые зимние сапоги. Тогда он пришел в кожаных туфлях, что в итоге обернулось для него злым роком.

«Тогда. В прежней жизни».

Сейчас он был другим человеком. Он не солгал, когда сказал Лидии, что Никлас Хаберланд умер. Человек с этим именем навсегда остался лежать на дне его собственной души. Хотя Брук разгадал загадку и уже через два дня освободил его, даже это короткое время в собственном плену оказалось слишком длительным. Хотя благодаря Бруку он и вернулся в реальность, но так и не смог больше найти себя.

«Брось меня, если я тебе нужен. Подними, если не нужен».

Он часто спрашивал себя, почему София вообще оставляла записки с загадками. Тем самым давая своим жертвам возможность спастись, какой не было у Мари. Сначала он думал, что это остатки ее человечности, позже – выражение иррациональной надежды, что и ее дочь смогут вывести из лабиринта мучений одним-единственным словом. Сегодня, спустя столько лет страданий, он понял. Загадки были важной частью наказания. Доказательством ее всемогущества. София толкнула его в ад и оставила ключ торчать снаружи, потому что ей было все равно, придет ли кто-нибудь, чтобы открыть темницу. Потому что она обладала властью и могла в любой момент запереть его снова.