Себастьян Фитцек - Инквизитор

Теперь он сопротивлялся. Гипнотическому взгляду. Спокойному голосу Софии. Смеси тиопентала и скополамина, которая сломила его волю.

«Голливудские сказки, – прозвучал в его голове голос Шадека из прошлого. – Невозможно насильно загипнотизировать человека».

«Все зависит только от обстоятельств, – ответил он ему в отделении патологии. – После пыток и причинения сильнейшей физической боли, особенно до состояния тяжелейшего шока, а также с помощью наркотиков, изменяющих сознание, лабильных людей можно против их воли ввести в гипнотический транс и завладеть их сознанием».

Каспар думал о своих резаных ранах, поврежденном плече, пытках, своих обожженных запястьях и страхе, который он испытал за последние часы. Он ощущал барбитураты, вводившие его в апатию, и слышал психоделические удары томографа. Подходящее сопровождение для введения в гипноз, которого ему не избежать, потому что София уже установила с ним связь и внедрила в его сознание коварное внушение, которое он не мог преодолеть своими силами.

«Чем сильнее ты сопротивляешься, тем глубже упадешь».

И поэтому он перестал, закрыл изнутри свои широко распахнутые глаза и больше не сопротивлялся падению в пустоту.

Он летел вниз. Глубоко в холодную темную шахту, в которой еще никогда не горел свет. В темницу своей души.

Дым был живым существом. Роем микроскопических клеток, которые проникали через кожу, чтобы уничтожить его изнутри.

Частицы нацелились на его легкие и продвигались вниз по трахее в бронхи. Но это было ничто по сравнению с пламенем. Красные раскаленные лезвия вырывались из приборной панели, раздирали его рубашку и разрезали кожу, которая покрывалась пузырями. Как плавящийся пластик под зажигалкой.

Он взглянул на себя, затем с силой, которую ему дала невыносимая боль, нажал на педаль газа. Не для того, чтобы машина снова тронулась с места, а чтобы оттолкнуться назад. Он хотел отодвинуться от языков пламени как можно дальше.

Он сплюнул слизь с кровью в огонь и резюмировал события, из-за которых оказался в этом безнадежном положении. Он решил провести лечебный сеанс с Мари, без согласия ее матери, в непоколебимой уверенности, что гипноз не может иметь побочных действий.

А затем у девочки случился инсульт.

Во время сеанса. Мари никогда уже не выздоровеет, никогда не будет смеяться. Ее мозг был настолько поврежден, что можно считать за счастье, если к ней вернется глотательный рефлекс.

Как такое могло случиться?

Он услышал, как под ногами раскололась бутылка, которую он выпил. После того судьбоносного сеанса. Перед своей последней поездкой.

И вот он сидел здесь. Зажатый, в покореженной машине, сжимая в руке фотографию своей дочери, которая никогда не сможет вести нормальную жизнь. И он сгорал одновременно изнутри и снаружи.

Он протянул руки к огню, словно пытаясь задержать смерть, которая уже обнимала его пылающими руками. А потом – в тот самый момент, когда был уже не в состоянии выносить запах паленого мяса, когда он был готов собственными руками сдирать с груди зудящую кожу, – все стало прозрачным. Искореженная машина, которая съехала с мокрой дороги и врезалась в дерево, пока он искал в папке фотографию дочери, исчезла. Дым, огонь и даже боль улетучились, осталась только черная пустота.

«Слава богу, – подумал он, – это всего лишь сон». Он открыл глаза. И ничего не понял.

Кошмар, в котором он только что находился, не исчез, а видоизменился.

«Где я?»

Судя по первому впечатлению, в коридоре какого-то подвала. Перед ним стояли двое мужчин в масках, оба со вскинутым оружием. «ПОЛИЦИЯ» светилось большими светоотражающими буквами на черных маскировочных костюмах.

– Вы меня слышите? – спросил один и поднял забрало. Над левой бровью у него был зигзагообразный шрам.

– Да, – ответил Хаберланд.

«Почему я голый? Почему сижу здесь в одних грязных пижамных штанах, в кресле-каталке и пялюсь на зеленую бетонную стену?»

– Морфеус, посмотри на его зрачки.

Другой полицейский откликнулся на зов. Подошел чуть ближе, опустил свой пистолет и тоже откинул забрало.

– Он под наркотиками.

– Наверное, поэтому не может говорить, – предположил мужчина со шрамом.

– Могу, – сказал Хаберланд и хотел схватиться за горло. Но у него не получилось.

– Мы обнаружили одного внизу, случай десять/ тринадцать, – передал Морфеус по рации. – Он жив, но не реагирует. Нам срочно нужен врач.