Вдруг что-то большое появилось из тени. Кто-то огромный набросился на Виктора и сбил его с ног. Скала…
Рыча, Войтич Скала катался по полу вместе с Виктором. Юдита не успела расстегнуть все защелки, и Скала все еще был в смирительной рубашке. Он был крупнее и сильнее Виктора, но его движения были ограничены. Воздух разрезал жуткий вой. Оседлав Скалу, Виктор наносил ему удар за ударом ножом: нож вонзался в тело, пробивая толстую холщовую рубашку, кромсал лицо, протыкал глаза. Крик Войтича превратился в бульканье, будто он полоскал рот, и стих.
Юдита, шатаясь, подбежала к приоткрытой двери, всем телом навалилась на нее, и протиснулась в комнату для сеансов. Не теряя времени, она бросилась к другой двери, ведущей из комнаты в башню, и тут позади раздался яростный крик. Виктор ворвался в комнату, весь перемазанный кровью Скалы.
Острые зубы маски Перхты угрожающе скалились. По пути к двери он опрокинул стол, и магнитофон полетел на пол.
Юдита успела поднять задвижку, но Виктор пальцами впился в ее плечи и отбросил ее к стене. Она упала на спину, и Виктор навалился на нее. У Юдиты перехватило дыхание. Он поднес нож к ее лицу. Перед глазами было лезвие, испачканное кровью Скалы.
– А сейчас, – спокойно проговорил он из-под маски, – сейчас ты увидишь настоящие врата ада. Я покажу тебе, где на самом деле скрывается дьявол.
Тело Юдиты пронзила жгучая боль, руками она царапала пол, пальцы отчаянно искали хоть что-то, чем можно было бы ударить его, но это было напрасное усилие.
Он вытащил нож из ее тела и поднес к лицу. Ткнул острым кончиком в кожу лба, чуть ниже линии роста волос.
Юдита схватила его за запястье обеими руками. Он был силен, но и она не собиралась сдаваться. Хоббс убьет ее, но она не сдастся так просто.
– У тебя такое красивое лицо, – сказал он. – Я срежу его и сохраню в своей коллекции.
Юдита почувствовала движение ножа, лезвие пронзило кожу.
Юдита Блохова готовилась умереть и за шаг до смерти вспомнила свой сон. Сон о том, как она среди многих идет в темный лес, навстречу мрачному будущему. По крайней мере, смерть спасет ее от этого.
Вдруг со стороны двери раздался грохот, затем прозвучал выстрел. Виктор упал на бок, выронив нож.
Она почувствовала, как струйки крови стекают по виску. Ей хотелось глубоко вдохнуть, но легкие никак не могли наполниться воздухом.
Потом она увидела лица, много лиц. Губы двигались, но она не слышала слов. Профессор Романек. Полицейский из Млада-Болеслава. Другой полицейский из Праги, Смолак. Появился Платнер и принялся за работу, останавливая кровь, льющуюся из ее тела.
Она хотела улыбнуться, поблагодарить их, но поняла, что не может пошевельнуться, не может говорить, не может дышать. Свет померк, и она увидела тени на высоком сводчатом потолке. Уродливые тени двигались, корчились, плясали вокруг нее. В конце концов они превратились в теплую черноту, которая поглотила ее.
Чехословакия, 1939
Шли дни. Какие-то из них были спокойными, какие-то становились днями путаницы, бывали и дни грусти, и дни, наполненные ужасом.
К счастью, по большей части дни были спокойными. Они проходили в тихом, приятном созерцании леса, простирающегося внизу за его зарешеченным окном. Виктор обнаружил, что искренне полюбил этот лес, согретый сиянием золотой листвы, оттеняемой темно-бархатной зеленью елей. «Леса были душой мира, – думал он. – Их жизнь куда длиннее коротких, бессмысленных промежутков жизни людей. Леса – хранилища всех воспоминаний, копилки сладких снов и ночных кошмаров, всего того, что считалось позабытым. В лесах хранится вечное утешение».
Ему даже иногда удавалось провести время среди деревьев. Когда Виктора считали достаточно смирным, ему давали успокоительное, а затем доктор Платнер выводил его из замка и прогуливался с ним по окрестным лесам. Эти прогулки всегда проходили в сопровождении двух дюжих санитаров, которые шли за ними по пятам на расстоянии достаточно близком, чтобы схватить Виктора, если внезапно ему привидится что-нибудь или настроение его опасно переменится.
Ему вдруг понравился Платнер. Во время прогулок они разговаривали в основном на немецком языке, но Виктор искренне удивлялся тому, как часто судетцы теперь переходят на чешский язык. Бо льшую часть времени Платнер казался озабоченным, но ему всегда удавалось воспринимать любые заботы, которые приходились на его долю, с бодростью. У Виктора возник соблазн спросить Платнера, не потерял ли он свой значок Судето-немецкой партии, потому что давно не видел, чтобы тот носил его, но почему-то решил промолчать.
Читать дальше