Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

– Как думаешь, они согласятся? – у меня есть в этом и личная заинтересованность.

– Надеюсь. У нас с Кэрол последнее время неплохо продаются пироги, я хочу, чтобы она занялась ими вплотную.

– Э… круто, да, – тяну я.

– Ага.

Давай, Тео, скажи.

– Знаешь… в Техасе как раз не хватает пирогов…

– Правда?

– Может, проверим тут несколько рецептов вместе?

– Интересное предложение, – отвечает она с теплотой в голосе.

– Вот, подумай над ним. Есть, правда, одна мелочь…

– Что, новый маньяк?

– Э… нет. Не совсем. Видишь ли, есть шанс, что я проведу остаток жизни за решеткой. Это в лучшем случае.

– А в худшем?

– Понимаешь, я тут насолил очень важным людям. И они сейчас пытаются прикрыть задницу на полную катушку, так что у меня есть шансы оказаться в вертолете, летящем в какую-нибудь секретную тюрьму.

– Черт, Тео, рассказывай все, что я должна знать. Я не дам тебя в обиду.

Нет ничего приятнее для мужчины, чем его возлюбленная, объясняющая, что порвет всех, чтобы защитить его.

– Так, успокойся, солдат Джейн, пока рано. Я работаю над этой проблемой. Тут мне маленькая птичка напела, что меня могут притащить в суд, который на самом деле не суд вовсе, а специальный отдел спецслужб, где кому надо затыкают рот или превентивно арестовывают, пока чего не натворили.

– Что я могу сделать?

Я слышу, как в замке поворачивается ключ.

– Так, пора бежать. Если ты меня больше не услышишь… – Я успеваю выпалить: – Я тебя люблю. – И бросаю трубку до того, как она ответит.

Я убираю телефон в карман и смотрю, как пожилой лысеющий мужчина в пропотевшем спортивном костюме заходит в номер. Он в некоторой растерянности переводит взгляд с ключа в руке на меня и обратно.

– Кажется, вы ошиблись номером, – наконец говорит он.

– Когда вы узнали про Ойо?

Сенатор Хэнк Терот, глава комитета контрразведки, уполномоченный утверждать миллионные бюджеты одной подписью, а это именно он, злобно смотрит на меня.

– А, вы тот самый чертов профессор. Вы даже не представляете, как надежно мертвы. Я вас закопаю, и даже могильного холмика не останется.

– Когда вы узнали про Ойо? – повторяю я. – Я имею в виду, узнали, кто он на самом деле?

На самом деле я уже выяснил, что на момент инцидента в Батиморе Терот был в курсе и прошлого, и настоящего Ойо и ему было плевать. Более того, у меня есть свидетельства, что именно Терот сделал так, чтобы Ойо был оформлен как информатор и получил полную защиту. Попади правда о его преступлениях в широкий доступ, от репутации сенатора ничего бы не осталось.

Терот с подозрением оглядывает комнату, пытаясь найти камеру или диктофон.

– Понятия не имею, что вы несете, – говорит он и разворачивается к двери.

Я знал, что так будет, и ни на секунду не ожидал, что он признается в какой-либо связи с Ойо. Но это уже неважно. Люди выше сенатора, которые обеспечили ему и пост, и финансирование, уже поняли, что вреда от него больше, чем пользы. Мне пришлось пойти на сделку. Как я и подозревал, это была неприятная сделка. Кавено получит свою лабораторию по выявлению террористов, а я – Терота. Да, да, сделка с дьяволом. Но я говорю себе, что смогу принести пользу, работая в системе, хотя внутри меня гложет подозрение, что именно так начинается скользкая дорожка. А заканчивается необходимостью убедить себя, что сопутствующий ущерб не так уж и велик, чтобы заснуть.

Терот падает на пол, не дойдя до двери.

А все потому, что на внешнюю ручку я нанес немного контактного яда. Недостаточно, чтобы убить, но в самый раз, чтобы отключить человека. Разгоряченный после спортзала сенатор получил полный заряд. Пока он лежит в отключке, я достаю баллончик санитайзера и тщательно удаляю все следы своего присутствия в номере. Как раз к тому моменту, как я заканчиваю, раздается стук в дверь. Не снимая резиновых перчаток, я открываю ее и протираю обе ручки. В номер входят двое мужчин, один из них везет инвалидное кресло. Я показываю им большой палец, и они принимаются за Терота – усаживают его в кресло и пристегивают ремнями. Выйдя из комнаты, они направляются к лифтам, а я – в противоположный конец коридора к лестнице. Уже открывая дверь на лестничную клетку, я оборачиваюсь и успеваю поймать взгляды Вильяма Бострома и Мэтиса, которые завозят кресло с сенатором в открывшиеся двери лифта. Мы понимающе киваем друг другу, зная, впрочем, что боль не уйдет. Для того, чтобы она ушла, мало убить чудовище, но это необходимо сделать, когда ты узнал его в лицо.