Эндрю Мэйн - Увеличительное стекло

Он достает еще одну стопку дел. Намного толще в этот раз.

– Тогда изучите вот это. Больше сотни пропавших детей за последние десять лет. Но только забирайте их с собой в Техас, а от г-на Бострома держитесь подальше. И да, не забудьте сообщить ему об этом разговоре.

То, что Корман выдает все это сам, говорит о том, что за Мэтисом и Вильямом ведется самое пристальное наблюдение. И в ближайшем будущем наблюдатели перейдут к делу. Я уверен, что, в общем и целом, детектив Корман рассказал все, как есть. Но при этом он явно видит только то, что хочет видеть. Но есть что-то еще, какие-то недостающие детали. У меня появилась масса вопросов к Вильяму, но прежде чем их задавать, стоит разузнать о нем побольше.

Кто же ты на самом деле, Вильям Бостром? Убитый горем отец или банкир местного Пабло Эскобара?

Корман дал мне пищу для размышлений, не говоря уже о ни с того ни с сего свалившейся на меня сотне дел о пропавших детях. Выглядит это так, будто он хочет показать, что у него и без того дел по горло, а заодно и оправданием, если я найду что-то, что он пропустил. Хотя вероятность этого исчезающе мала в свете услышанного мной о Вильяме. Так что пришла пора собрать собственное досье на мистера Бострома.

Я припарковался напротив его дома на взятой напрокат машине и позвонил, сказав, что задержусь на пару часов. Стандартная практика научных экспериментов – постараться минимизировать влияние наблюдателя на наблюдаемый объект или процесс. Неважно, считаете вы волков на Аляске или измеряете путь фотона через арсенид галлия, ни те, ни другие не должны знать, что вы подглядываете. Через двадцать минут после звонка Вильям выходит из дома, садится в машину и уезжает.

Он едет в Комптон, а я следую за ним в паре кварталов, чтобы слежка не была очевидной. Для начала он останавливается около автоматической прачечной, из тех, о которых говорил Корман. Проводит внутри примерно пятнадцать минут и снова садится в машину. С собой у него ничего нет. Дальше процесс повторяется еще десять раз в течение двух часов. Вильям останавливается у аналогичных прачечных с полным соблюдением процедуры: вошел, вышел, поехал дальше. Ничего не принес, ничего не унес. Я размышляю, в скольких из них стирают белье, а в скольких – отмывают наркодоходы. Хотя навряд ли: прачечная, где нужны мелочь и пятерки, – не лучшее место для хранения двадцаток и соток, которые обычно тратят на кокаин.

Логичнее предположить, что Вильям случайным образом проверяет отчетность. В прачечной полно мелкой наличности, и у нечистого на руку работника велик соблазн запустить руку в кассу. Наверняка Вильяму и его боссу Джастису Мэтису хватило ума понаставить скрытых камер, чтобы пресекать мелкое воровство и мухлеж с жетонами для машин.

Закончив с прачечными, Вильям едет в чековую кассу. Ко входу вытянулась длинная очередь, состоящая преимущественно из мексиканцев, терпеливо ожидающих возможности поменять чеки или выпросить аванс до следующего пособия. Эта система всегда меня поражала. Государство неоднократно пыталось реформировать и регулировать ее, запрещать неравноценный обмен и ссуды до получки под дикие проценты. Я все понимаю про необходимость защиты обездоленных, однако не уверен, что закрытие таких лавочек способствует уменьшению долгов, а не просто уводит весь этот бизнес в серую зону. Но я биолог, а не экономист, и только знаю, что если разрушить одну экосистему, на ее месте тут же возникнет другая, еще более хищническая. В любом случае дела у этой лавочки явно идут бойко. Витрина и вывеска аккуратные и даже модные – не отличишь от банка, в общем, лавка не производит впечатления мафиозного притона. Может, будь я копом, для меня это выглядело бы иначе.

Вильям выходит из кассы и садится в машину. Мой телефон жужжит. Пришло сообщение: «Буду занят еще час. Телефон выключу».

Так-так, если это не банальная поездка к проституткам, то намечается что-то интересное. Я следую за машиной Вильяма, которая едет в район к северу от Комптона. Вот он въезжает в тупик, конец которого перегораживают автоматические ворота. За ними виднеется двухэтажный дом. Темнеет, но дом ярко освещен, и я вижу, как за панорамным окном второго этажа проходит пожилая чернокожая женщина, одетая, как любила одеваться моя мать.

Я забиваю адрес в поисковик, чтобы выяснить, кто же здесь живет. Из жилищного реестра следует, что дом принадлежит компании «Оушен Дрим Холдинг». Поиск по названию компании выдает только информацию о лос-анджелесской адвокатской конторе.