Шалини Боланд - Соседский ребенок

Понадобилось еще два года, чтобы снова забеременеть, и на этот раз мне удалось преодолеть этот роковой рубеж в восемь недель. Когда беременность достигла четырех месяцев, мы преисполнились осторожного оптимизма, и Доминик захотел рассказать новость нашим родителям, тем более живот уже был виден. Но я категорически запрещала, что было правильно, потому что ребенку не суждено было родиться. На сканировании в двадцать недель врач не нашел сердцебиение. Наверное, в этот момент я решила, что это слишком болезненно – продолжать попытки. Страх, что надежда родить ребенка не оправдается, был слишком велик.

Однако на следующий год я снова забеременела. Весь период готовила себя к тому, что снова потеряю ребенка. Даже когда на мониторе при двадцатинедельном сканировании появилась здоровая девочка и я услышала сердцебиение, мощное и частое, все равно запрещала себе радоваться и строить планы или покупать детские одежду и оснащение. Но опасения оказались беспочвенными. Наше желание в конечном итоге стало явью, и я родила дочь. Думала, что после ее появления на свет мои страхи рассеются, как клубы дыма, но вместо этого они усилились.

После рождения Дейзи, увидев ее и подержав на руках, я полюбила ее всем сердцем. А еще поняла: хотя она и есть у меня – живая и здоровая, – ее безопасность не гарантирована. Как и безопасность всех нас. Так что я мысленно дала себе слово, что буду защищать ее всеми доступными средствами. И помню об этом обещании каждый день. Не допущу, чтобы кто-то или что-то угрожало моей маленькой семье.

Наконец, когда весь дом заперт, я решаю, что могу позволить себе немного расслабиться. На площадке верхнего этажа от души зеваю. От усталости у меня тяжелеют веки. Мне точно нужно прилечь. Дейзи в полной безопасности полежит рядом со мной в колыбели, а я заберусь в кровать и посплю пару часиков. Мысль о том, что можно будет закрыть глаза, восхитительна. Но прежде чем я получаю такую возможность, раздается звонок в дверь.

Наверное, это почтальон. Можно бы не открывать, но вдруг там что-то важное? А что, если вернулись полицейские с новой информацией? У меня начинает учащенно биться сердце. Я иду вниз с Дейзи на руках – такое впечатление, что она уже прилипла ко мне, как детеныш коалы. Надо бы подумать о слинге.

С бьющимся сердцем и липкими от пота руками я снимаю цепочку, поворачиваю ключ и открываю дверь.

Перед домом стоит мой сосед-очкарик Мартин; пепельно-русые волосы закрывают уши и завиваются, как у фолк-певца семидесятых, руки сложены у груди, словно он собирается начать проповедь. Он вполне безобиден, хотя и немного дерганый, всегда переживает из-за чего-то. Когда мы с Домиником поселились в нашем «анклаве», я совершила ошибку, спросив у Мартина, как тут действует Соседский дозор [3] Добровольная организация соседских сообществ для предотвращения правонарушений и борьбы с ними. . Он пустился в долгие и нудные сетования по поводу недостатка ответственности у всех обитателей Магнолия-Клоуз. Не желая попадать в черный список к нашему новому соседу, я заверила его в том, что мы с Домиником обязательно придем на следующее собрание.

Как потом оказалось, в тот вечер в его доме собрались только мы трое. Мы похолодели, когда поняли, что Мартин составил многостраничный список тем по обеспечению безопасности, которые он хотел бы обсудить. Наверное, то был самый скучный вечер в нашей жизни. Когда нам два часа спустя наконец удалось выбраться оттуда, Доминик едва не придушил меня за то, что я согласилась пойти. Я его не винила. Но самым мерзким было другое. Мы сидели в гостиной Мартина, и Доминик заметил над камином фотографию женщины с младенцем – только явно не настоящим ребенком, а куклой.

Доминик спросил у Мартина о женщине. Тот ответил, что это его умершая жена. Доминик спросил насчет куклы. Мартин поджал губы и сказал, что они с женой не могли иметь собственных детей и не стали брать приемного. Он сказал, что Придди была утешением для жены. Доминик, не склонный ходить вокруг да около, стал добиваться от Мартина признания в том, что Придди – кукла. Мартин сказал, что, возможно, она и не настоящий младенец, но для жены Придди была вполне реальна.

Мне было жаль этого человека, а Доминик назвал его психом.

И теперь почти каждый раз, когда я выхожу из дома, Мартин пытается привлечь мое внимание, чтобы рассказать мне о своих проблемах и пожаловаться то на того, то на другого. Я не против. Мне искренне жалко его. Он недавно вышел на пенсию, поэтому у него слишком много свободного времени. Почти как у меня сейчас. Но я не в настроении выслушивать его жалобы. Во всяком случае, сегодня.