Джейн Корри - Ваш муж мертв [litres]

– Что это было?

– Деревянная резная ложка, принадлежавшая моей маме, которая умерла, когда я была ребенком. Это очень памятная и дорогая для меня вещь. Когда я пришла, Таня принялась вертеть ее в руках, и мне показалось, что она хотела меня ею ударить. Потом, уходя, я захватила ложку с собой. Мне не хотелось, чтобы она оставалась у этой женщины. Дэвид прекрасно знал, что значит для меня эта вещь. Он должен был вернуть ее мне.

– У «этой женщины»? – повторяет мои слова барристер. – Вам определенно она не нравилась.

– Разумеется, нет. Она украла моего мужа.

– А где сейчас эта так называемая резная ложка?

– Ее забрала у меня полиция, вместе с остальными вещами, когда я была задержана. Но потом, когда я рассказала об этом своему адвокату и она стала выяснять, в полиции заявили, что ложки у них нет.

– Вот как? В таком случае я могу утверждать, что вы все же несли в руках цепочку. Вроде той, которая была найдена у вас в подвале в коробке, вместе с вашей старой униформой, – когда полиция обыскала ваш дом вскоре после убийства Тани. Цепочка оказалась хорошо протертой, без каких-либо следов.

Присяжные изумленно выдыхают.

Я стараюсь как можно тщательнее подбирать слова.

– Я уже заявляла, что не имею ни малейшего понятия, как эта цепочка туда попала. Кроме того, полиция задержала меня прямо на станции, прежде чем я успела добраться до дома, – так что в любом случае это не может быть та самая цепочка.

– Вы могли попросить кого-нибудь другого отнести ее к вам домой. Например, какую-нибудь сотрудницу мистера Гаудмана, тоже имеющую с ним счеты.

– Я ничего такого не делала.

– Как вы можете быть в этом уверены, миссис Гаудман? Мы ведь уже выяснили, что при вашем заболевании и принимаемых таблетках память вполне может вас подводить.

Я думаю о том, в чем именно меня подводила память. Я могла забыть налить воду в чайник, прежде чем его включить. Мне обязательно нужно было записывать каждую назначенную встречу в журнал. Иногда я не помнила, куда положила ключи от входной двери.

– Я уверена, насколько это возможно в моей ситуации, – запинаясь, произношу я. Потом меня вдруг охватывает прилив гнева: – Но вообще, если вы так уверены в своей правоте, то где ваши доказательства? И зачем моя так называемая сообщница стала бы возвращать цепочку ко мне домой, вместо того чтобы просто избавиться от нее?

– Вы должны отвечать на вопросы, миссис Гаудман, а не задавать их.

Вмешивается судья:

– Мы возвращаемся к уже обсужденным вопросам. Вам и так было предоставлено достаточно времени, ввиду необычности сложившейся ситуации. Остались ли у вас еще какие-либо вопросы, основанные на свидетельстве мистера Гаудмана?

Вопросов больше нет.

Что ж, надеюсь, мне все же удалось заставить их задуматься.

Совещание присяжных длится недолго. Несмотря на мои последние гневные слова, я тоже вряд ли бы стала слишком сомневаться, если бы была одной из двенадцати.

– Считаете ли вы, что подсудимая виновна или невиновна?

– Виновна.

Зал суда взрывается криками одобрения, люди галдят и машут руками.

Я поднимаю взгляд на зрительскую галерею. Оттуда на меня грустно смотрит Джеки. Рядом с ней сидит Патрик.

Вновь раздается голос судьи. Мне выносится пожизненный приговор с минимальным сроком в двадцать лет.

Однако самое большое наказание для меня – то, что мне теперь с этим жить. Таня, конечно, украла моего мужа. Но она не заслуживала того, чтобы ее убили.

Тем более, чтобы ее убийцей была я.

Двадцать лет! Это меньшее, что заслужила Вики Гаудман, – говорю я себе, пробираясь через галерею и вниз по ступенькам суда, мимо толпы журналистов, которые, как гудящий рой пчел, сгрудились вокруг адвокатов в их развевающихся черных мантиях.

– Без комментариев, – слышу я слова одного из них.

Ха! Если бы они спросили меня, я могла бы многое рассказать. Для этой женщины любой срок был бы слишком коротким.

Я прибегаю в кофейню, где до этого оставила маму. Черт. Ее там нет.

Где она? Я пытаюсь представить, куда она могла бы пойти. Ну, конечно же! Готова поспорить, что она отправилась к зданию суда, горя нетерпением услышать приговор. Я опять бросаюсь бежать, едва не сбив прохожего, и направляюсь обратно к большому бетонному зданию с красивыми греческими колоннами. Там по-прежнему много людей – в том числе и съемочная группа с телевидения. Ничего удивительного. Низверженный публичный человек. Пропавший муж. Из всего этого можно сделать хорошую историю. Внезапно до моего слуха доносится знакомый голос.