Марк Бернелл - Ритм-секция [litres]

Мне должно быть жаль людей в салоне эконом-класса, ведь они там из-за меня. Но мне их не жаль. Я смотрю вперед, в будущее, потому что не могу оглядываться назад, в прошлое.

Я пытаюсь не думать о Фрэнке, но он не выходит у меня из головы. О чем он думает сейчас? Что я исчезла навсегда? Где-то в темных глубинах моей души затаился страх, что я никогда больше его не увижу. Что я могу умереть или, что еще страшнее, останусь жива, но когда вернусь, Фрэнк откажется простить мне всю эту лавину лжи. Впрочем, чему удивляться? Он влюбился в женщину по имени Марина Гауденци. Он понятия не имеет, кто я такая. Да я и сама этого не знаю.

Я нахожусь в самолете, который захвачен террористами, и ощущаю себя скорее заложницей, жертвой, нежели соучастницей преступления. Ощущаю себя Стефани, хотя на самом деле я Петра. Или как?

Когда-то я считала, что это совершенно разные люди. Перевоплощаясь из Петры в Марину, затем в Сьюзан Бранч, затем снова в Петру, я чувствовала себя уверенно. Я делала это с легкостью, как будто перещелкивая пультом каналы телевизора. Увы, теперь сигналы ловятся плохо, картинка размыта до неузнаваемости. Я – никто из трех вышеназванных личностей и одновременно все они, вместе взятые. На Петру наложилась Марина, а Элизабет Шеперд, Сьюзан Бранч и все остальные слились в одно бесформенное целое. Что касается Стефани Патрик, я понятия не имею, кто она такая.

До упора откинув спинку кресла, Реза Мохаммед расположился у окна в первом ряду в салоне бизнес-класса верхней палубы. Его куртка висела на спинке соседнего кресла. Вид у него был усталый. Петра сидела на подлокотнике кресла через проход от него. На пару дюймов подняв шторку, Реза опустил ее снова.

– Светает.

– Ты будешь вновь говорить с властями? – спросила Петра.

– Разве только за час до первого срока, чтобы напомнить им, что в их распоряжении всего один час.

– И тогда они скажут, что им нужно больше.

– Конечно. А я скажу, что в их распоряжении была масса времени и еще остается шестьдесят минут.

– Могу я задать тебе один вопрос?

Реза пожал плечами:

– Давай, если хочешь.

– Как тебе это удалось на «Северо-Восточных авиалиниях»?

Выражение его лица изменилось мгновенно, от равнодушия к тревоге.

– Мне рассказал Серра, – пояснила Петра.

Реза явно не спешил ей поверить. Но она осталась спокойна, как будто ей было все равно, расскажет он ей это или нет.

– Мне просто любопытно, – добавила Петра. – С профессиональной точки зрения.

Постепенно его первоначальная недоверчивость пошла на убыль.

– Это было несложно.

– По словам Серра, был использован сфокусированный заряд «семтекса». Это так?

– Так.

– Но как ты проник на самолет в таком месте, как аэропорт имени Кеннеди?

– Подкупил наземные службы.

Петра посмотрела на его куртку, висевшую по другую сторону прохода, всего в метре от нее.

– Вряд ли это было легко, учитывая меры безопасности и все такое прочее.

– Но и не так сложно, как ты думаешь. Начать с того, что мы решили не предпринимать попыток внедриться в обслугу аэропорта. Вместо этого мы завербовали тех, кто уже работал там. Я был задействован лишь в самом конце. Но в целом операция оставляла желать лучшего.

Петра нахмурила брови.

– Это почему же? Нужный результат был достигнут, а это главное.

– Но самому процессу не хватало гибкости. Было задействовано слишком много народа, что означало дополнительные риски. Мы искали что-то другое.

– Мы?

– Я всего лишь один из многих, – уклончиво ответил ее собеседник. – Звено в цепи.

Представив Резу Мохаммеда на одном ее конце, Петра протянула цепь к горам на границе Афганистана и Пакистана и к самому Камалю Ибрагиму Кариму.

– Это можно сказать обо всех нас.

– Но не о тебе, – огрызнулся он. – Твой единственный хозяин – деньги.

– Тем не менее это тоже цепочка.

Реза Мохаммед пожал плечами.

– А по-моему, деньги – не худший хозяин, чем религия, – сказала Петра.

– Может, и нет. Но при чем здесь вообще религия?

– Разве для тебя она не самое главное? Убивать врагов ислама?

Реза Мохаммед посмотрел на нее. Увы, она так и не смогла понять, что означает этот его взгляд.

– Ты так считаешь? Будь это так, тебе, наверное, было бы легче? – спросил он.

– Вообще-то лично мне все равно.

– Я жил в Европе. И знаю, что это такое – быть там мусульманином. Я не раз сталкивался с расизмом европейцев. Я отлично понимаю стереотипы. Знаю, кто мы такие в их глазах. Варвары и дикари. Фанатики. Животные из стран третьего мира.