Джон Гришэм - Апелляция [Фейк]

— Я лишь исполняю волю своего клиента, — ответил Джош.

— Но рано или поздно вам придется огласить завещание.

— Разумеется.

Уиклифф положил свой ежедневник на стол рядом с пластиковой тарелкой и посмотрел на Джоша поверх очков.

— Сегодня двадцатое декабря. До Рождества собрать всех нет никакой возможности. Как насчет двадцать седьмого?

— Что вы имеете в виду?

— Оглашение завещания.

Эта идея ошарашила Джоша, он чуть не подавился маринованным огурчиком. Подумать только — собрать вместе всех: Филанов с их чадами и домочадцами, новыми друзьями и прихлебателями, со всеми их развеселыми адвокатами, запихнуть в зал суда и загодя позаботиться о том, чтобы о встрече узнала пресса! Продолжая жевать огурчик и заглядывая в свою маленькую черную записную книжечку, Джош едва сдерживал улыбку. Казалось, он уже слышит вздохи этих людей, стенания, видит их, шокированных, неспособных до конца поверить в то, что они услышали, и наконец разражающихся сдавленными проклятиями. Потом, вероятно, раздастся всхлип-другой, когда Филаны осознают, что учинил их обожаемый папочка.

Это будет уникальный момент в истории американского правосудия, и Джош не смог сдержаться.

— Мне двадцать седьмое вполне подходит, — сказал он.

— Отлично. Я уведомлю стороны, как только пойму, сколько их. У них куча адвокатов.

— Неудивительно, если вспомнить, что у завещателя шестеро детей и три бывшие жены: это девять адвокатских команд.

— Надеюсь, зал суда сможет вместить всех.

«Только стоя», — чуть было не вырвалось у Джоша. Он представил себе стоящих вплотную друг к другу людей, замерших в гробовом молчании, пока открывается конверт, разворачивается листок и читаются невероятные слова.

— Предлагаю вам огласить завещание, — сказал Джош.

Уиклифф, разумеется, на это и рассчитывал. Он уже представлял упоительную сцену — это будет один из прекраснейших моментов в его жизни: оглашение завещания, касающегося распределения одиннадцати миллиардов долларов.

— Полагаю, завещание несколько спорное? — спросил судья.

— Оно опасное.

Его честь наконец улыбнулся.

Накануне своего самого сокрушительного срыва Нейт жил в Джорджтауне, в старом кондоминиуме, квартиру в котором купил после последнего развода. Но из-за банкротства он ее лишился, поэтому ему в буквальном смысле слова негде было провести первую ночь свободы.

Джош, как всегда, тщательно подготовил выписку О'Рейли из клиники. Он прибыл в Уолнат-Хилл в назначенный день с легкой дорожной сумкой, набитой новыми, идеально отглаженными шортами и рубашками, предназначенными для путешествия на юг. Привез также паспорт с визой, кучу наличных, массу буклетов и билетов и полный «план игры».

Прихватил даже аптечку первой помощи.

Нейт и поволноваться не успел. Он попрощался лишь кое с кем из персонала, остальные были заняты, да и вообще здесь старались избегать прощальных церемоний. После ста сорока суток восхитительной трезвости Нейт гордо проследовал на волю через парадную дверь — чистый, загорелый, стройный, скинувший семнадцать фунтов — теперь его вес составлял сто семьдесят четыре фунта, как лет двадцать назад.

Первые пять минут Джош вел машину молча. Снег покрывал равнины, но по мере удаления от Блу-Риджа покров становился все тоньше. Было двадцать второе декабря. Радио тихо наигрывало рождественские гимны.

— Ты не мог бы его выключить? — попросил наконец Нейт.

— Что?

— Радио.

Джош нажал клавишу, и музыка, которой сам он даже не слышал, прекратилась.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Поверни, будь добр, к ближайшему придорожному магазину.

— Это еще зачем?

— Хочу купить упаковку пива.

— Очень смешно.

— Я готов душу заложить за большую бутылку кока-колы.

Они купили воды и арахиса в маленьком магазинчике.

Дама, восседавшая за кассой, бодро пожелала им «веселого Рождества», но Нейт не нашел в себе сил ответить ей то же.

Они вернулись в машину, и Джош взял курс на вашингтонский аэропорт имени Даллеса, находившийся в двух часах езды от клиники.

— Ты летишь до Сан-Паулу, где тебе придется три часа ждать местного рейса до города под названием Кампу-Гранди.

— А там говорят по-английски?

— Нет. Там живут бразильцы и разговаривают по-португальски.

— Это всем известно.

— Но в аэропорту ты найдешь кого-нибудь, кто говорит по-английски.

— Насколько велик этот Кампу-Гранди?