Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

Эти священные моменты. Сидя на коленях у шкафа или лежа на кровати, я пишу в какой-то лихорадке. Слова льются из меня сплошным потоком, сами по себе. Заполняя страницу за страницей. Я опять здесь, в спальне, Бен думает, что я легла спать. Я просто не могу остановиться. Хочу записать все-все.

Наверное, подобное чувство я испытывала, когда писала роман. Или все приходило медленнее, в размышлениях? Ох, только бы вспомнить.

Потом я спустилась, налила нам чая с молоком. Размешивая чай, думала, что, наверное, сотни раз готовила еду для Адама, делала овощное пюре, соки… Я принесла чай в гостиную.

– Я была хорошей матерью? – спросила я Бена, подавая ему чашку.

– Кристин…

– Мне нужно знать, – перебила я. – Как я справлялась с малышом? Он ведь был совсем маленький, когда…

– …произошел несчастный случай? Ему было два года. И ты была прекрасной матерью. До этого. А потом… – Он замолчал, не закончив предложения, и отвернулся.

Хотела бы я знать, что он от меня скрывает, какую тайну предпочитает не выдавать.

Я знала достаточно, чтобы заполнить кое-какие пробелы; даже если не помнила что-то наверняка, могла дофантазировать. Я представила, как мне каждое утро напоминают, что я жена и мать, что сегодня меня навестят мой муж и сын. Вот я здороваюсь с ними каждый день как с незнакомцами, немного холодно, а возможно, обескураженно. Представляю, как сильно мы страдали. Каждый по-своему.

– Ничего. Я понимаю.

– Ты тогда была в тяжелом состоянии. Слишком тяжелом, чтобы я мог ухаживать за тобой сам, дома. Тебя нельзя было оставить одну даже на минуту. Ты могла отправиться куда глаза глядят. Я боялся, что ты решишь принять ванну и оставишь кран открытым. Или начнешь что-нибудь готовить, а через какое-то время забудешь. Для меня это было слишком трудно. Так что я остался дома, чтобы заниматься Адамом. Очень помогала моя мама. Но, родная, мы навещали тебя каждый вечер… – (Я молча взяла его за руку.) – Прости… Мне до сих пор мучительно вспоминать то время.

– Знаю, знаю, – сказала я. – А что моя мать? Она нам помогала? Ей нравилось быть бабушкой? – (Бен кивнул и собирался что-то сказать.) – Она ведь умерла, так?

– Да, милая, несколько лет назад.

Значит, я была права. Я почувствовала, как мой мозг отказывается реагировать, будучи не в силах переварить новое горе, еще один призрак моего туманного прошлого, но я знала, что завтра проснусь и не буду ничего этого помнить.

Что мне такого написать в дневнике, что вдохновляло бы меня завтра, послезавтра, день за днем?

Вдруг передо мной возник образ. Рыжеволосая женщина. Адам пошел в армию. Вспышкой явилось имя. Что скажет Клэр?

Я все-таки вспомнила! Мою подругу звали Клэр.

– А Клэр? – тут же спросила я. – Ну, моя подруга. Она-то жива?

– Клэр? – переспросил Бен; казалось, мои слова его озадачили. – Ты вспомнила Клэр?

Он был искренне удивлен. Я напомнила себе, что, по крайней мере, согласно записям в дневнике, рассказала Бену о том, что вспомнила вечеринку на крыше, несколько дней назад.

– Да, – ответила я. – Мы были закадычные подружки. Что с ней стало?

Бен взглянул на меня с такой печалью, что я похолодела. Он заговорил медленно, но все оказалось вовсе не так страшно.

– Она уехала. Много лет назад. Пожалуй, лет двадцать будет. Если быть точным, через пару лет после того, как мы поженились.

– Куда же?

– В Новую Зеландию.

– Мы держим связь?

– Какое-то время вы общались. Но давно перестали.

Что-то тут не так. Ведь когда на Парламент-хилл я вспомнила про нее, то записала в дневнике: Моя лучшая подруга. Да и сегодня, когда мимолетно подумала о ней, ощутила, что это близкий мне человек. Мне было важно, что она думает.

– Мы что, поссорились с ней?

Он не сразу ответил, и мне вновь показалось, что он продумывает, просчитывает, что сказать. Конечно, я понимала, что Бен не хочет меня расстраивать. За долгие годы он изучил, на какие вещи я реагирую спокойно, а где, так сказать, начинается минное поле. Ведь между нами были подобные разговоры. Он прекрасно знает все подводные камни, которые лучше обходить, чтобы не повредить и без того хрупкий каркас моей жизни.

– Нет, – ответил он. – Вроде бы нет, не ссорились. Во всяком случае, ты ничего мне не рассказывала. Кажется, вы просто постепенно разошлись, а потом Клэр встретила какого-то мужчину, они поженились и уехали.

Тут мне вспомнилась сценка. Мы с Клэр дурашливо клянемся, что никогда не выйдем замуж. «Женятся только дураки!» – воскликнула она, поднося бутылку красного к губам, и я была полностью согласна, хотя в глубине души знала, что однажды стану подружкой невесты на ее свадьбе, надену платье из органзы и буду пить шампанское, пока мастер будет колдовать над нашими прическами.