Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

И как вышло так, что тот малыш на трехколесном велосипеде расстался с жизнью где-то на другом конце света?

– Почему он оказался в Афганистане? Почему именно там?

Бен рассказал, что там идет война. Война против террористов, как он выразился. Я не поняла, что это значит. Он сказал, что был совершен дикий, кошмарный теракт. В Америке. Погибло несколько тысяч человек.

– И поэтому мой мальчик погиб где-то в Афганистане? – спросила я. – Не понимаю…

– Все сложнее, – ответил Бен. – Адам всегда хотел пойти в армию. Он считал, что это его долг.

– Долг? Вот как ты отнесся к его решению? Пусть выполнит свой долг? А я тоже? Почему ты не отговорил его?!

– Кристин, он действительно этого хотел.

Несмотря на ужас, я чуть не рассмеялась.

– Чего хотел – погибнуть? Как он мог этого хотеть? Почему? А я его даже не знала!..

Бен молчал. Он сжал мою руку, и по моей щеке потекла непрошеная слеза, обжигающая, словно кислота, потом еще и еще. Я быстро смахнула их рукой, зная, что если начну плакать, то уже не остановлюсь.

Мой мозг не справлялся со стрессом, он словно выключился, я пребывала в абсолютной пустоте.

– Я его даже не знала…

Позже Бен принес и водрузил на журнальный столик коробку.

– Я держу ее наверху, – сказал он. – Так безопаснее.

В каком смысле? – подумала я. Коробка из тусклого серого металла. В таких обычно хранят деньги или важные документы.

Должно быть, содержимое и правда опасно. Мне представились дикие звери, скорпионы, змеи, голодные крысы, ядовитые насекомые. Может, коварный вирус или радиация.

– Безопаснее? – переспросила я.

– Есть вещи, которые тебе лучше не видеть без подготовки. – Бен вздохнул. – Лучше я сначала тебе все объясню. – Он сел рядом со мной и открыл коробку; я ничего не видела внутри, кроме бумаги. – Это Адам совсем маленький. – Бен достал пачку фотографий и передал мне одну.

На ней я стою на улице лицом к камере, спереди у меня «кенгуру», а в нем малыш, Адам. Он повернут ко мне, но смотрит через плечо на того, кто нас снимает, улыбается, и я вижу в его беззубом личике свое отражение.

– Это ты снял? – спросила я.

Бен кивнул. Я снова смотрю на снимок. Он надорван, края захватаны, цвета поблекшие, как будто изображение вот-вот исчезнет.

Я. Ребенок. Все-таки не могу представить. Мне пришлось повторить про себя: ты – мать.

– А этот когда? – спросила я.

Бен взглянул на снимок из-за моего плеча:

– Ему здесь месяцев шесть. Давай-ка посмотрим. Кажется, это тысяча девятьсот восемьдесят седьмой год.

Значит, мне здесь двадцать семь лет. Целую жизнь назад.

Жизнь моего сына.

– Когда он родился?

Бен порылся в коробке и протянул мне листок бумаги:

– В январе.

Листок был немного помятый, пожелтевший. «Свидетельство о рождении». Я молча прочитала документ. Его имя. Адам.

– Адам Уилер, – произнесла я вслух, скорее обращаясь к себе, чем к Бену.

– Уилер – это моя фамилия, – сказал он. – Мы решили, что он тоже будет Уилер.

– Разумеется. – Я поднесла листок к самым глазам.

Он весил всего ничего – удивительно, учитывая его невероятную важность. Мне хотелось надышаться им, чтобы он стал частью меня.

– Дай-ка. – Бен взял у меня листок и снова сложил его. – Тут есть еще фотографии. Будешь смотреть? – спросил он, протягивая мне несколько штук. – К сожалению, сохранилось не так много. Большинство уничтожены.

– Да-да, я помню. При пожаре, – не подумав, произнесла я.

Бен взглянул на меня с удивлением, прищурился, словно проверяя что-то.

– Ты помнишь? – переспросил он.

Я вдруг поняла, что точно не знаю, он рассказал мне про пожар сегодня утром или на днях? Или я прочитала об этом в своем дневнике после завтрака?

– Ну ты же сам мне рассказывал.

– Я?

– Ну да.

– Когда?

И правда, когда? Сегодня утром или давно, несколько дней назад. Я снова подумала о дневнике, который читала, когда Бен ушел на работу. Да, он говорил мне о пожаре, когда мы ходили на Парламент-хилл.

Мне захотелось рассказать ему про дневник, но что-то меня остановило. Он, казалось, не слишком обрадовался, что я хоть что-то вспомнила.

– Утром, кажется. До того, как ты ушел на работу. Когда мы рассматривали альбом. Если я правильно помню.

Он нахмурился. Мне было очень неприятно, что пришлось врать, но я чувствовала, что просто не способна на новые откровения.

– Как еще я могла узнать, если не от тебя?

Он посмотрел мне прямо в глаза:

– Да, действительно.

Я помолчала, глядя на тонкую пачку фотографий в своей руке. Их было так мало, да и в коробке, как я видела, оставалось совсем немного. Неужели это все, что сохранилось после смерти моего мальчика?