Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

Я сделала движение правой рукой, но лишь схватила воздух в кулак, да так, что ногти врезались в плоть: я уронила грушу. Тогда я отчаянно закричала.

– Кристин! – раздался голос у меня в ухе. – Кристин!

Мне было наплевать, кто это и что он от меня хочет, я просто орала, орала и лягалась, скидывая одеяло прочь.

– Кристин!

Теперь голос был громче, сирена внезапно утихла, дверь в комнату распахнулась, раздались возгласы, я ощутила прикосновение чьих-то рук – на плечах, на ногах, груди – и открыла глаза.

– Все хорошо, – сказал доктор Нэш мне на ухо. – Все в порядке. Я здесь.

Когда им удалось меня успокоить, уверить, что все в полном порядке, когда мне вернули мою сумочку, серьги и обручальное кольцо, мы с доктором Нэшем отправились в кафетерий. Он находился дальше по коридору, в небольшом помещении, вся мебель – желтоватые пластиковые столики да оранжевые стулья. На подносах лежали подсыхающие булочки и сэндвичи, словно съежившиеся от яркого света. Денег у меня с собой не было, поэтому я не возражала, чтобы доктор Нэш купил мне кофе и кусочек морковного торта. Пока он расплачивался, я села за столик у окна. На улице было солнечно, по газону тянулись длинные тени. Трава пестрела фиолетовыми цветочками.

Доктор Нэш пододвинул себе стул. Теперь, когда мы остались вдвоем, он выглядел гораздо естественнее.

– Ну вот, – произнес он, поставив поднос на стол. – Надеюсь, это съедобно.

Себе он взял чай, пакетик мок в чашке, пока он насыпал сахар. Я глотнула кофе и поморщилась: он был горький и обжигающий.

– Ничего. Спасибо, – сказала я.

– Простите меня. – (Я решила, что он говорит о кофе.) – Я подумать не мог, что вы испытаете такой стресс.

– Ощущение дикой клаустрофобии. И этот звук!

– Я понимаю.

– И я потеряла резиновую грушу.

Он не ответил, лишь помешивал чай. Потом вытащил из чашки пакетик и положил его на поднос. Отпил.

– Что-то не так? – спросила я.

– Пока неясно. Вы запаниковали. Впрочем, это случается. Как вы сами признали, там было не очень-то уютно.

Я бросила взгляд на торт. Нетронутый, подсохший.

– А кто эти люди на фотографиях? Откуда вы их взяли?

– Случайный набор. Какие-то из вашей истории болезни. Бен когда-то отдал их в больницу. Некоторые вы принесли по моей просьбе для наших сеансов. Вы сказали, они были прикреплены вокруг зеркала в ванной. Другие принес я сам – на них незнакомые вам люди. Так называемые контрольные. Мы их все перемешали. На нескольких изображены люди, которых вы знали в юности и которых должны – то есть можете – вспомнить. Родные. Школьные друзья. На других люди из позднего периода вашей жизни, их вы точно не можете помнить. Мы с доктором Пакстоном хотели выяснить, есть ли разница в вашей реакции на воспоминания разных периодов. Разумеется, сильнее всего вы среагировали на мужа, но на других людей тоже. Пусть вы их не помните, но нервная реакция налицо.

– А кто та девушка с рыжими волосами?

– Может, подружка юности? – улыбнулся доктор.

– Вы знаете, как ее зовут?

– К сожалению, нет. Это снимок из истории болезни. Они не были подписаны.

Я кивнула. Значит, подружка юности. Это-то я как раз знала, и теперь мне позарез нужно было узнать ее имя.

– Так вы говорите, я реагировала на фотографии?

– Да, по крайней мере, на некоторые.

– Это хорошо?

– Нам необходимо изучить результаты более подробно, прежде чем делать какие-либо заключения, – ответил доктор Нэш. – Это новая методика. Экспериментальная.

– Я понимаю.

Я отломила ложкой кусочек торта. Тесто было горьковато, а глазурь – слишком приторной. Мы посидели молча. Я предложила доктору торт, но он отказался, похлопав себя по животу, и воскликнул:

– Надо знать меру!

Впрочем, на мой взгляд, ему было рано волноваться. Живота у него почти не было, хотя мужчины его типа с возрастом наращивают жирок. Но он выглядел совсем молодо, почти юношей.

Я подумала про собственное тело. Я не толстая, даже без лишнего веса, однако мое тело мне словно чужое. Когда я сажусь, оно принимает незнакомую форму – не ту, что я ожидаю. Моя задница слишком мягкая, и ляжки трутся друг о друга, когда я кладу ногу на ногу. Вот я потянулась вперед, чтобы взять чашку, – и в бюстгальтере зашевелились мои груди, словно напоминая о своем существовании. Когда я моюсь, то чувствую легкое провисание кожи под мышками, пока чуть заметное. Выходит, мое тело крупнее, чем я думала, я занимаю больше места в пространстве, чем привыкла. Я уже не ладная девочка-тростинка, даже не подросток; мой организм уже начал откладывать кое-что про запас.