Си Джей Уотсон - Прежде чем я усну [litres]

Я почти ждала, что он спросит, откуда я знаю, но потом поняла: такие разговоры случались у нас и раньше. Похожий произошел, когда я нашла свой роман, и в другие дни, когда я вспоминала про сына.

Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.

– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.

Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.

– Как ты узнала?

– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.

Бен уставился на меня:

– Ты вспомнила? Как?..

– Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.

– Где? – спросил он; голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило. – Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?

– Завела себе тетрадь.

– Тетра-адь, – произнес он таким тоном, точно говорил о тощем блокнотике для записи списка покупок или телефонных номеров.

– Дневник, – поправилась я.

Он поерзал в кресле, как будто собираясь встать.

– Дневник? И давно?

– Не знаю. Несколько недель назад.

– Я могу взглянуть?

Я почувствовала раздражение и гнев, поскольку совершенно точно не собиралась ничего ему показывать.

– Нет, – ответила я. – Не сейчас.

Он разъярился:

– Где он? Покажи мне его!

– Бен! Это личный дневник!

– Личный? – Он будто плюнул в меня этим словом. – Как это – личный?

– Значит, предназначенный только для меня. Мне будет неловко, если ты его прочтешь.

– Почему нет? – спросил он. – Ты и обо мне писала?

– Конечно.

– Что именно ты писала обо мне? Что?

И как я могла ему ответить? Мне вспомнилось, сколько раз – и как – я его предавала. Что я говорила о нем доктору Нэшу, что думала. Как я не доверяла собственному мужу, в чем подозревала его. Думала, сколько раз сама солгала ему, когда виделась с доктором Нэшем и Клэр, не поставив его в известность.

– Много чего, Бен. Много чего написала.

– Но зачем? Зачем ты все это записывала?

Я не верила своим ушам. Почему он задает такие странные вопросы?

– Мне хотелось, чтобы моя жизнь обрела смысл. Чтобы один день был связан с другим. Как у тебя. Как у всех нормальных людей.

– Но почему? Разве ты несчастна? Разве ты меня больше не любишь? И не хочешь быть со мной?

Вопрос ошарашил меня. С чего он взял, что раз я хочу, чтобы моя жизнь приобрела смысл, то это значит, я хочу ее изменить?

– Не знаю, – ответила я. – Что такое счастье? Наверное, я счастлива, когда просыпаюсь, хотя по утрам чувствую себя особенно странно. Но когда я смотрю на себя в зеркало, то несчастна, ведь я вижу, что на двадцать лет старше, чем должна быть, что у меня седые волосы и морщинки вокруг глаз. Я несчастна, когда понимаю, что полжизни прошло, а я ничего не помню. Так что бо́льшую часть времени я, выходит, несчастна. Но в этом нет твоей вины. Я счастлива с тобой. Я люблю тебя. Ты мне нужен.

Тогда он подошел ко мне и сел рядом.

– Прости, – мягко произнес он. – Самому невыносимо думать, как все изменилось после аварии.

Я почувствовала, что во мне снова вскипает гнев, но сдержалась. Я не имела права на него сердиться, ведь он не знал, что мне известно, а что нет.

– Бен, я знаю, что случилось на самом деле. Не было никакой аварии. На меня напали.

Он не двигался. Только посмотрел на меня затуманенными глазами. Я решила, что он не расслышал, но тут он спросил:

– Как – напали?

– Бен! – почти кричала я. – Прекрати! – Я же сказала ему: я веду дневник, собираю по крупицам свою собственную историю, а тут выясняется, что он снова намерен лгать мне, хотя уже очевидно: я знаю правду. – Когда ты перестанешь мне врать, черт возьми?! Я точно знаю, что не было никакой аварии. Мне известно, что со мной случилось. И не стоит притворяться, что дело обстояло как-то иначе. Если ты будешь все отрицать, это ничего не даст. Просто перестань мне врать!

Он поднялся. Казалось, он сделался огромным, навис надо мной, заслоняя собой все вокруг.