Дж Делейни - Верь мне [litres]

В тот вечер он велел мне одеться потеплее.

– Зачем? Этот солнечный вечер гораздо теплее, чем холодная осень, которую мы оставили позади.

– Мы идем в холодное место.

Он берет рюкзак.

Патрик просит таксиста отвезти нас на кладбище Монпарнас. После того, как такси высаживает нас, мы проходим через пару массивных каменных ворот в парк с аккуратно выложенными дорожками и аллеями деревьев. Между аллеями – могилы, их, по словам Патрика, более тридцати пяти тысяч – это буйство разных стилей, от готики до модерна.

Патрик ведет нас в тихое место в центре.

– У Бодлера здесь и могила, и кенотаф – погребальный памятник, – объясняет он. – Это кенотаф.

Скульптура из белого мрамора, восемь футов высотой. Двусмысленная фигура, наполовину ангел, наполовину дьявол, смотрит на изображение поэта на смертном одре. На постаменте разбросано около дюжины билетов на метро, каждый из которых придавлен камнем.

– Вот так люди выражают здесь свое уважение, этим они показывают, что совершили особое путешествие.

Патрик достает из кармана наши билеты и наклоняется, чтобы положить их в стопку.

Затем мы посещаем могилу, где останки поэта похоронены рядом с могилой его матери, и потом покидаем кладбище, продолжаем путь по улице Фруадво и останавливаемся у маленьких ворот из ржавых железных прутьев, вделанных в стену. За ними – ступеньки, которые, похоже, ведут в какой-то подвал.

Патрик достает ключ и открывает ворота.

– Нам повезло. Я боялся, что они сменили замки.

Он достает из рюкзака два фонарика.

– Куда мы идем? – спрашиваю я, заходя внутрь.

– В катакомбы. – Он осторожно запирает за нами ворота, включает фонарик и знаком показывает мне идти вперед. – Таких входов десятки. Они заперты, но ключи можно купить на черном рынке. Студенты иногда устраивают здесь вечеринки.

Я спускаюсь по ступенькам. Легкий прохладный ветерок дует из темноты, принося с собой запах сухого, затхлого разложения. И абсолютная тишина.

– Я не слышу звуков вечеринки.

– Вряд ли их можно услышать. Эти туннели тянутся более чем на двести километров.

В свете факела я вижу каменный потолок, какой-то серый меловой гравий под ногами. Только звук наших шагов и капель воды.

– Первоначально это были каменоломни, некоторые из них датируются римскими временами, – раздается позади меня голос Патрика. Эхо отсутствует, звук каким-то образом поглощается окружением. – Только в восемнадцатом веке им пришла в голову блестящая идея перенести сюда кладбища.

Он освещает фонариком пространство, через которое мы проходим. Сначала оно кажется довольно узким. Потом я подпрыгиваю. То, что я приняла сначала за стены, на самом деле оказывается грудой человеческих черепов, почерневших от времени.

– В этой части туннелей кости шести миллионов парижан, – добавляет он. – Это было одно из любимых мест Бодлера.

Мы идем по пещерообразным каменным залам, высоким и широким, как церкви. Постепенно кладбище остается позади. Наконец-то Патрик останавливается.

– Сюда, – произносит он, жестикулируя.

Еще несколько шагов – и мы рядом с несколькими ступенями, высеченными в скале. Под нами бассейн с кристально чистой водой, совершенно неподвижной. Патрик спускается первым, затем зачерпывает пригоршню и пропускает воду сквозь пальцы.

– Когда каменотесам нужно было помыться, они просто копали до уровня грунтовых вод. Это чище, чем Эвиан. И вдвое старше.

Он достает из рюкзака маленький серебряный канделябр, полотенце и бутылку шампанского.

– Мы будем купаться? – спрашиваю я, когда он зажигает свечи.

– Да, но попозже. Сначала я хочу тебе кое-что показать.

Я улавливаю напряжение в его голосе. Я понимаю, что это не просто экскурсия. Это своего рода представление, и я – зритель. Я соглашаюсь опустошить разум от всего, кроме развертывания его ритуала.

Оставив вещи, мы идем по все более узким коридорам, подходим к другим ступеням и снова спускаемся. Сейчас мы находимся в своего рода тупике, пещере размером с часовню, вырубленной в скале, с несколькими меньшими комнатами, идущими от нее. При свете фонарика я вижу два рюкзака, прислоненных к стене.

– Это для нас? – спрашиваю я.

– Пригодится в походе, – кивает он.

– Это то, что ты устраивал вчера вечером?

– В некотором роде. – Он освещает фонариком сводчатый каменный потолок. – Мы сейчас прямо под его могилой. Я рад, что ты здесь, Клэр. Для меня это особенное место.

Он идет в боковую комнату, и она наполняется теплым желтым светом, когда Патрик зажигает газовую лампу.