Дж Делейни - Верь мне [litres]

– А потом?

– Потом я была в ужасе и от того, что сделала, и от своей реакции. Но это продолжалось недолго. И тут я почувствовала… – Я снова останавливаюсь. Интересно, могу ли я кому-нибудь это сказать?

– Да? – мягко спрашивает он.

– Я почувствовала себя настоящей , – говорю я. – После того, как убила Глена Фурмана, я почувствовала себя реальной, как никогда прежде.

Быть правдивым с тем, кому доверяешь, – нет другого чувства, подобного этому.

Через пять дней мы летим в Париж.

– Мне нужно тебе кое-что сказать, – говорит Патрик, когда мы едем в аэропорт.

Судя по его спокойствию, по тому, как он не сводит глаз с дороги, я понимаю, что это что-то важное.

– Ну? – говорю я, ожидая продолжения.

– Давным-давно, когда я учился в колледже, у меня была девушка. Она была красива и умна, и я боготворил землю, по которой она ходила. По крайней мере, так мне казалось. – Он останавливается, собираясь с мыслями. – Но потом однажды вечером я увидел другую женщину. Она стояла там, у дороги. Проститутка. Что-то заставило меня снять ее… Это было откровение. Внезапно я почувствовал, что могу делать все, что у меня в голове. И она подходила мне во всем, о чем я мечтал, и подталкивала меня идти дальше. Я был одержим ею.

Мы проезжаем через туннель, натриевые лампы над головой освещают его лицо. Кажется, он этого не замечает: его взгляд устремлен куда-то в далекое прошлое.

– Продолжай, – тихо говорю я.

– Однажды ночью все зашло слишком далеко. Авария. Она знала, на какой риск мы идем. Ей просто не повезло…

Его руки на руле не дрожат, скорость не меняется. Но я вижу, как напряглись его плечи.

– Она умерла, – произносит он.

Я не могу говорить. «Прислушайся к своим чувствам», – наставлял меня Пол. Но что, если ты не знаешь, что чувствуешь? Что, если всего слишком много?

– Я говорю тебе это сейчас, – добавляет Патрик, – потому что не хочу, чтобы между нами были еще какие-то секреты. И потому что у тебя есть выбор. В моей сумке вместе с двумя билетами в Париж есть билет в один конец до Лондона. Если хочешь, можешь лететь к своей прежней жизни. Или остаться со мной. Все зависит от тебя, Клэр. Но прежде чем решить, знай, я люблю тебя.

Мы выезжаем из туннеля. Я долго смотрю в окно на мелькающий бесконечный город.

Я

Хочу остаться с тобой.

И я счастливо улыбаюсь ему. Потому что лучше, чем делиться своими плохими секретами, может быть лишь то, когда человек, которого ты любишь, делится ими с тобой.

Патрик забронировал номер в крошечном отеле рядом с Триумфальной аркой, в тихом изящном доме восемнадцатого века. Я распаковываю вещи и, пока его нет, расслабляюсь в огромной белой ванне.

Когда он возвращается, то отказывается рассказать мне, где был.

«Договаривался», – загадочно отвечает он, когда пытаюсь на него надавить. Я замечаю в его кармане квадратную коробочку с кольцом и больше не спрашиваю.

На следующий день он берет меня с собой на экскурсию по своему авторскому маршруту, посвященному жизни Бодлера. Отель де Лозен, где Жанна жила вместе с поэтом. Статуя ню Аполлонии работы Клезингера в музее Д’Орсе. Де Маго, знаменитый бар, где богема, в том числе и Бодлер, собиралась, чтобы выпить и поспорить.

Во второй половине дня мы посещаем прибежища Патрика с его студенческих времен – «Лефт Бэнк», кафе «Флора» и, что приятнее всего, крошечные мощеные улочки маленькой Африки, где мы едим кускус и пьем домашнее красное вино из немаркированных графинов. В окнах кафе висят кальяны, мундштуки украшены серебряной фольгой. На одном он показывает мне, как вытянуть горячий табак через пузырящуюся ванночку с араком, отчего у меня кружится голова, и я пьянею.

– Жди меня здесь, – просит он и идет к задней двери. Затем возвращается уже с бутылкой без этикетки. – Абсент, – объясняет он, наливая две порции зловещей зеленой жидкости. – Просто чтобы завершить опыт. Он содержит слабый галлюциноген.

Он берет ложку сахара из миски, опускает ее в жидкость, затем держит над свечой. Сахар начинает пузыриться, и он размешивает его в абсенте.

– У нас будет похмелье?

– Конечно. Но, в отличие от Бодлера, у нас есть доступ к ибупрофену. Спасение!

– Спасение, – эхом отзываюсь я.

Остаток дня проходит как в тумане; смутное воспоминание о пульсирующих цветах, головокружение на американских горках, Патрик, читающий свои любимые стихи, отчего мое сердце расширяется, словно наполненное гелием.