Саманта Даунинг - Моя дорогая жена [litres]

Я ощущаю приступ смеха, но он сейчас явно не уместен.

– Она подставляет меня за вещи, которых я не делал. Очень плохие вещи.

– Противозаконные? – уточняет Энди.

– Увы, да.

Энди поднимает руку, словно бы за тем, чтобы я не наговорил большего:

– Значит, я был прав. Она расчетливая.

– Да, ты оказался прав.

Несколько минут Энди хранит молчание. Он водит рукой по рулевому колесу – как обычно бездумно делает человек, слишком занятый своими мыслями. И все, что мне остается, – это тоже помалкивать, позволяя Энди самому решить, насколько я безумен.

– Если тебе требовалось только войти в этот планшет, почему ты рассказываешь мне остальное? – спрашивает, наконец, Энди.

– Потому что мы – старые друзья. Я обязан быть с тобой искренним.

– И?

– И потому что, наверное, скоро я буду во всех новостях.

– В новостях? Черт подери, да за что она тебя так?

– Ты – первый человек, увидевший меня со вчерашнего дня, – признаюсь я. – Пожалуйста, не рассказывай никому о нашей встрече.

Энди кидает взгляд в окошко, на неоновую вывеску «Золотого вока».

– Я не хочу больше ничего знать, договорились?

Я мотаю головой.

– Тогда это настоящее одолжение, – говорит Энди. – Чтобы я держал язык за зубами.

– Пожалуй, да. Но мне очень нужно попасть туда, – говорю я, показывая на планшет Миллисент. Он лежит на приборном щитке Энди. – ты поможешь мне?

И опять он молчит.

Энди собирается мне помочь. Может, он еще не осознал этого, но он уже принял решение мне помочь. Иначе он бы уже уехал. И, судя по его виду, Энди нуждается в этом так же, как я.

– Ты всегда был занозой в заднице, – говорит он. – И, к твоему сведению, твои уроки тенниса слишком дорогие.

Я улыбаюсь.

– Учту. А ты обвинял меня в том, что я спал с Тристой. Ты мне должен.

Энди кивает:

– Давай его сюда.

Я отдаю ему планшет.

Ожидание хуже всего. Это все равно что знать, что взорвется бомба, но не иметь понятия, где и когда это будет. Или кто ей окажется. Весь следующий день я провожу в кинозале Кеконы. Там широкий, во всю стену, экран и кожаные кресла. Джош все время говорит о Тобиасе. Он даже справляется у специалистов, каково это – быть глухим.

Вынужден признать, что некоторые сведения весьма интересные. Было бы полезно вернуться к ним, когда мне это потребуется.

Из глубокой задумчивости меня выводит музыкальный ролик срочных новостей. При виде портрета на экране мое сердце чуть не выскакивает из груди.

Аннабель.

Приятная инспекторша Аннабель, бойфренда которой убил пьяный водитель.

Она жива!

И она, как всегда, мила, со своей короткой стрижкой и тонкими чертами лица. Только не улыбается. И не выглядит счастливой, когда Джош представляет ее как «женщину, встречавшуюся с глухим мужчиной по имени Тобиас».

Не удивительно, что она первой откликается на призыв. Она не смогла уберечь своего бойфренда, поэтому хочет спасти других.

Аннабель рассказывает нашу историю так, как она ее видит. С того момента, как она, чуть было, не выписала штраф за неправильную парковку машины, которую я выдал за свою. Она объясняет, как мы столкнулись на улице, и я пригласил ее что-нибудь выпить. Она даже называет бар, в котором мы сидели. И если бармен Эрик еще не отозвался на просьбу полиции о содействии, то теперь он это сделает обязательно.

Аннабель не утаивает ничего. Даже текст эсэмэски, которую она мне послала. У полицейских теперь будет этот телефонный номер.

Интересно, Миллисент ответит, если они позвонят?

Под конец – хотя это важно – Аннабель говорит, что провела утро за составлением фоторобота. Его показывают сразу по окончании интервью.

Портрет и похож, и не похож на меня.

Я представляю себе, как его рассматривает и критикует Миллисент, ворча, что нос слишком большой, а глаза слишком маленькие. Она, наверняка, изучит его досконально, потому что она все всегда делает тщательно. И непременно заметит, что они пропустили родинку у моего уха и оттенок кожи у меня другой.

Пройдет совсем немного времени, как меня опознают. Хотя некоторые люди уже, должно быть, хватились меня. Например, мой работодатель. Миллисент, наверное, использует все свои актерские способности, притворяясь, что я исчез без всякой на то причины.

Дженна и Рори… Кто знает, что они думают?

Остаток дня я провожу в доме Кеконы, опасаясь выходить засветло на улицу.

И вспоминаю день нашей свадьбы с Миллисент, в доме ее родителей, в Богом забытом месте. Я отчетливо вижу перед глазами ее образ – в простом платье, с украшенными крошечными цветочками волосами, как добрая фея или нимфа, явившаяся из другого мира. Она и была такой. Все в ней было не от мира сего. И сейчас, похоже, тоже.