Саймон Лелич - Комната лжи [litres]

Стэфен Герати. Так его звали. Мой старик. Так называемый отец. Его среднее имя тоже Дональд, кстати. Наверное, семейная традиция, или что-то в этом роде. Не уверен. Честно говоря, мне все равно.

Удивительно, что отец вообще жил с мамой. Потому что насколько она была красивой, настолько же старик… нет, не урод, но он был полным лысеющим коротышкой и носил толстые черные очки.

Но мама его любила, наверное, почему иначе они были вместе? Еще и так долго. Они были влюблены с детства. Так он утверждал. Они были вместе в юности, потом разошлись, а потом что-то случилось, и они снова съехались. Как в кино. Так он все рассказывал. Сомневаюсь, что это правда, потому что с чего бы кому-то влюбляться в него?

Дважды .

Он ненавидел меня со дня моего рождения. Я сказал уже, что мало помню из детства, но это я помню. Как? Он так ко мне относился. Он не бил меня, ничего такого, но кое-что, например…

Стоп.

Смерть мамы. Вернемся к ней.

Все случилось внезапно. Ее болезнь. Я даже не знаю, что именно с ней было, но…

Знаешь что?

Это ложь.

Я знаю, что у нее было. Знаю, что убило ее. Почки. Она заболела во время беременности, и ее неправильно лечили. Не вовремя. Это навредило ей. То, что у нее родился я. Оставил ее уязвимой. Давай, Сюзанна. Излечи это.

Так или иначе, вот что случилось. Она заболела и умерла. И остались только мы с отцом.

Очевидно, почему. Да? Почему он ненавидел меня. Он все время винил меня в болезни матери, наверное, из-за этого она не бывала со мной. У нее была преэклампсия, вот как они это называют. Когда была беременна. Но этого не заметили, не сразу, и хотя ей стало лучше, полностью она никогда не выздоровела. Видишь ли, это влияет на органы. Особенно почки, что и произошло с моей мамой.

А старик… насколько он меня ненавидел, настолько же он обожал свою жену. Можешь сказать, это слащаво. Истинная любовь и все такое. Я считаю, это было просто жалко. Я точно знаю. Я видел. То, как он сломался. На похоронах кто-то его поддерживал. Не то друг, не то брат. Я его не знал. В прямом смысле, физически поддерживал, чтобы он не упал на землю.

Так вот, сначала мама болела, потом в конце концов умерла. Из-за меня. Из-за того, что я наделал. Будем честны со стариком, я бы тоже себя возненавидел.

Некоторые его действия.

Ты это хочешь услышать, да, Сюзанна? Что отец делал со мной. Потому что это … как там говорится? В твою копилку пойдет? И еще кое-что. У тебя здесь наверняка много народу плачется о том, как родители их обидели, бла-бла-бла, и готов поспорить, в половине случаев ты думаешь, ну хорошо. Ну, они говорят, родители их ненавидели, но единственное доказательство, которое они могут привести – папа иногда кричал, а мама бывала ворчлива. Но некоторым этого достаточно. Достаточное оправдание. Уверен, почти все, кто приходит сюда, ищут именно этого. Оправдания, объяснения, почему их жизнь не сложилась. Не может найти работу? Вина родителей. Не может найти девушку? Тоже виноваты родители. Тяжело вставать по утрам? Чтобы принять душ и залить хлопья? Обвиняй родителей в уничтоженном самоуважении.

Серьезно, ты наверняка слышишь такое все время.

Так что ты, наверное, считаешь, что я преувеличиваю. Я не буду тебя винить, если…

Нет.

Не надо.

Не перебивай.

Ты просила рассказать, и я это делаю. Теперь сиди и слушай.

На чем я остановился?

В тот раз – я отлично все помню – мы были в парке. Не знаю, что мы там делали, отец никогда не водил меня в парк. Но мы были там, по неизвестной причине, и старшие дети начали меня задирать. Им было лет двенадцать-тринадцать. Мне – десять. Они отобрали мяч, я просил его вернуть. Они отказались, конечно же, и принялись меня толкать. Мы были за кафе или еще чем-то, по крайней мере, родителей видно не было. Точно, потому что я помню, что пинал мяч об стену. В одиночку. Просто играл сам по себе. И как я сказал, никому не было нас видно – никому, кроме моего старика. Он видел. Он сидел на скамейке. Вдалеке, но достаточно близко, чтобы мне было видно голубей, клюющих что-то у его ног. Значит, он видел, как старший мальчик отобрал мяч, видел, как меня окружили, когда я попросил его вернуть. Видел, как самый крупный из них ударил меня. Другой пнул в голень. Он смотрел, как они повалили меня на землю, и не пошевелился ни на йоту, даже голуби не разлетелись, а мальчишки по очереди наклонялись надо мной и плевали.

Так что да. Он не бил меня. Но он не возражал, если били другие.

Это был последний раз, когда я просил о помощи, кстати. Последний раз, когда я звал на помощь. Потом, если мне снился кошмар или еще что, я не бежал в слезах к папиной комнате. Я лежал в комнате и справлялся сам. То же и в школе. Меня дразнили и там, но смысл говорить кому-то? Не хотел доставлять удовольствие отцу.