Андрей Ильин - Семьдесят пять шагов к смерти

— Я не знаю… Хулиганы… Они подошли, схватили меня за руку… и потащили в кусты.

— Почему же ты не кричала?

— Я… не могла… Я хотела… Они зажали мне рот… — Плечи Марии вздрагивали, слезы капали на руки Игоря.

Как же так? Хулиганы… Откуда? У них спокойный район!

— Успокойся. Не плачь. Всё ведь прошло. Всё обошлось?

О худшем, о том, что они могли сделать с Машей, он не хотел даже думать!

— Их было несколько?

Мария быстро-быстро закивала.

— Они забрали деньги и отпустили тебя?

Мария замотала головой.

— Что? Они не взяли деньги? Они не забрали кошелек?

— Нет. Они ничего не взяли. Совсем.

Всё это было странно. Если это были бандиты, то почему они ничего не взяли? Что-то здесь было не так… Может, их кто-то спугнул?

— Они чего-то испугались?

— Нет… Там никого… А кто шел, те не останавливались… Никто не захотел помочь… это так страшно! Игорь, никто не захотел вступиться! Мимо шли мужчины, и никто не остановился!

Игорь инстинктивно сжал кулаки. Мария вскрикнула.

— Извини, Маша, прости, я не хотел! Они били тебя?

— Нет, нет…

Но синяк. Откуда тогда синяк? Или она что-то недоговаривает?

— Маша, я прошу тебя: скажи правду. Синяк у тебя откуда?

Мария заплакала с новой силой.

— Это они… один… потом… когда они уже собрались уходить.

Но зачем бить уходя?

И вдруг Игорь догадался. Потому что все связалось. Все события последних дней и недель — телефонные звонки, черный джип, собака с отрезанной головой… Всё соединилось в одну кошмарную логическую цепочку.

Неужели?..

Олег стиснул Марию.

— Что они сказали? Они должны были что-то сказать…

Мария отчаянно замотала головой.

— Ответь, Маша! Это очень важно. Для меня. И для тебя. Для нас! Что они сказали?

— Они… они сказали… они сказали… что это последнее предупреждение. И… ударили… Он ударил меня в лицо кулаком… больно. Я упала… а они ушли… я не знаю куда.

Игорь обессиленно сел на пол.

Они! Значит, они! Значит, так! И всё очень всерьез, если они не остановились… Если посягнули… А Михаил не верил, говорил, что это невозможно… А вышло иначе! Они подкараулили Марию, затащили в кусты и ударили по лицу, чтобы предупредить его. А могли не только ударить, могли…

— Маша, успокойся, все в порядке, все позади. Ты — дома, здесь тебя никто не обидит. Я с тобой. Маша, слышишь меня?

Но Маша ничего не слышала. Она была там, среди бандитов, которые зажимали ей рот и выламывали руки. А мимо шли люди… И видели… И всё равно шли мимо, считая это пьяной дракой или просто боясь ввязываться в чужие разборки… И она была одна, и ее ударили… по лицу.

— Игорь, это было так страшно. Они… угрожали. Они сказали… сказали, что в следующий раз… покалечат меня… что сломают руку или разобьют лицо… — Мария зашлась в рыданиях. — Они… они… они могут… Это страшные люди!

Игорь прижимал к себе Марию и молчал. Ему нечего было сказать.

Он не смог, не защитил свою женщину. Не уберег ее. Не встал между нею и этими… подонками. А вернее, это он… это из-за него. Потому что нападение на Марию было очередным предупреждением. Страшным и наглядным. Это была его вина, его разборки, в которых Мария была лишь очередной жертвой.

Их жертвой.

И его жертвой. Больше даже — его.

— Ну всё, Маша, всё, успокойся. Больше ничего такого не будет. Обещаю тебе. Больше я тебя на шаг от себя не отпущу! Честное слово! Обещаю. Вернее, клянусь!

Эпизод тридцать пятый. Три месяца и двадцать шесть дней до происшествия

— Когда это случилось? Где?

— Вчера… Вчера вечером. Недалеко от супермаркета. Маша шла из магазина с покупками. А тут они…

— Мне нужно поговорить с ней.

— Может, не стоит? Она вся на нервах. Плачет чуть не каждую минуту. И если ее спросить…

— Нужно, Игорь, теперь точно нужно! Если они решились, если пошли на такой шаг, то это в корне меняет ситуацию. Это уже не собака… Это больше чем собака!

Эпизод тридцать седьмой. Три месяца и девятнадцать дней до происшествия

— А-а, Игорек… Ну-ка повернись. Еще. Что так плохо выглядишь?

— Нормально выгляжу. Как всегда.

— Не скажи… Художника, дорогой мой, не обмануть. У нас глаз наметан. Мы каждую морщиночку, каждый оттеночек… Другое у тебя лицо нынче. Да-с. А ну еще повернись… Вот сюда, к свету. Ушли цвета. Пожухли, как на старом полотне. Серые оттенки появились. Не та кожа, не та! Не высыпаешься, поди? Понимаю… понимаю. И завидую… Нынче я на такие подвиги не отважусь, нет. А в твои годы неделями мог не спать! Днем у мольберта, в порыве творческом, вечером — в пиру хмельном с чаркой и приятелями разлюбезными, ночью — в угаре любовном. И так без передыху. Часок-другой соснуть — за счастье. И ничего — выдюживал. Какие картины писал, какие скульптуры ваял! С какими дамами романы крутил! Таких теперь нет — Клеопатры, львицы египетские! А медовый месяц с моей Саскией? Тогда, кажется, вообще глаз не сомкнул!