Нуала Эллвуд - Тайны моей сестры [litres]

Я смотрю, как маленькая девочка с повязкой на руке усаживается на стул, и вдруг осознаю всю бессмысленность нашего с Крисом разговора. Я хочу, чтобы он ушел и оставил меня с Ханной и Дэвидом. Это позволит мне хоть немного искупить свою вину: перед моим братом, перед Нидалем, перед Салли.

– Крис, – говорю я, складывая руки на груди, – какой смысл в этом разговоре? Все кончено. Между нами все кончено. Твоей жене и дочери нужно все твое безраздельное внимание. Я понимаю.

– Ты ведешь себя подозрительно спокойно, Кейт, – нервно улыбаясь, говорит он.

– Ох, черт побери! – кричу я. – А что ты хочешь услышать? Что ты разорвал мое сердце на куски?

На кафе опускается вежливая тишина, нарушаемая лишь пронзительными воплями детей за соседним столиком.

Но я уже разозлилась и хочу его расстроить, заставить его прочувствовать боль, пронизывающую каждую клеточку моего тела.

– Твоя жена! – говорю я, слегка повышая голос. – Она совсем не такая, как я представляла. Но о чем это я, ты же всегда был полон сюрпризов.

Он обхватывает голову руками, и я отворачиваюсь. Жалкое зрелище. Я веду себя жалко. Но я ничего не могу с собой поделать.

– Ты была мне нужна, – говорит он. – Я тебе ни разу не солгал. Ты с самого начала знала, что я женат.

– Да, знала.

– И ты говорила, что тебе не нужны обязательства, – продолжает он. – Что из-за твоего отца тебе противна сама идея брака. Ты сказала мне это, когда мы только познакомились, еще до того, как все началось.

– А насколько я помню, ты говорил, что тебе противна твоя жена, – перебиваю я.

Плечи у него опускаются.

– Я люблю тебя, Кейт, – говорит он.

Мои глаза застилают слезы. Зачем он это делает?

– Я люблю тебя так сильно, что мне страшно. Но у нас нет будущего. Мы видели одни и те же ужасы, нам снятся одни и те же кошмары. Я читал слова твоего оператора Грэма о ребенке в Алеппо, и я знаю, через что ты прошла, потому что сам вытаскивал детские тела из земли, иногда по десять в день. Качал их на руках, и они выглядели точь-в-точь как мои дети, когда спят.

Лицо у него опухло от слез, и я непроизвольно тянусь к нему рукой и ласково вытираю слезинку с щеки. Он берет меня за запястье и целует.

– Закрывая глаза по ночам, я вижу мертвых детей, – говорит он. – Эта тьма сидит глубоко вот тут, и так просто она не уйдет. – Он постукивает себя по лбу моей ладонью. – Вот почему мне нужна Хелен. Потому что она даже представить себе не может то, что видел я. Приходя домой, я могу обо всем забыть. Смыть запахи и поменять картинку. Дом, девочки, Хелен – они чисты.

– А я бракованный товар, – говорю я, выхватывая руку.

– Нет, Кейт, – говорит он. – Ты красивая, умная и храбрая, ты – самая невероятная женщина из всех, кого я знаю. И если бы этот мир был прекрасен и справедлив, кто знает, как бы все сложилось.

– Мы бы жили долго и счастливо, – печально говорю я. – Ты знаешь, что так не бывает, Крис, и это не то, чего я хотела.

– А чего ты хотела? – Он наклоняется и неотрывно смотрит на меня. – Почему ты была со мной столько лет?

– Когда ты был рядом, кошмары прекращались, – говорю я. На мгновение я встречаю его взгляд, после чего отворачиваюсь и смотрю в окно.

На парковку приехала еще одна машина «Скорой», и пока она ждет, чтобы выгрузить пациента, я чувствую, как у меня под ногами вибрирует мотор. Я чувствую, что Крис хочет продолжить разговор, но я устала пытаться воскресить то, что вообще не имело права на жизнь.

Я прислоняюсь к окну, пейзаж раскалывается на множество точек, и я вижу, как в этих точках мерцает мое прошлое. Отец, стоящий на пороге с руками, сложенными на груди, сломленный человек в сломанном доме; мама, бегущая навстречу волнам; лицо Дэвида, собирающего розовые ракушки; Ханна, извивающаяся в пластмассовой колыбельке. Футбольный мяч Нидаля, лежащий на улице, и улыбка Салли, когда она закрыла глаза. Кафе наполнили призраки; чувствуя ладонь Криса на своей ладони, я закрываю глаза и пытаюсь смахнуть их всех, но они плотно засели у меня в голове, словно опухоли, питающие друг друга.

Я смотрю на Криса и понимаю по его лицу, что мы сказали все, что следовало сказать. Это конец, дальше пути нет.

Мы молча встаем и выходим из кафе, проходим через лабиринты коридоров и оказываемся на улице, на огромной бетонной парковке.

Ветер ударяет в лицо, и я чувствую себя совершенно вымотанной. Рядом подает сигнал такси, и группа больничных работников проносится мимо нас, стоящих неподвижно на краю тротуара, никто из нас не хочет прощаться первым.