– Мне было страшно, – тихо призналась она.
– Знаю.
– Извини за то, что случилось у Фарида… я не сумела взять себя в руки. Обещаю, это больше не повторится. В любом случае не во время работы.
Он снова обнял ее, но уже через миг она легко отстранилась. Ее настроение было совершенно иным. Она снова излучала уверенность в себе. В глазах блестела решимость.
– Что теперь?
Марк оценивающе взглянул на нее, затем кивнул:
– Теперь мы поговорим с настоящим злодеем.
У Марка без конца жужжал телефон. Всякий раз он внимательно выслушивал собеседника и отключался, не говоря ни слова. Так продолжалось с раннего утра.
Накануне вечером он отвез Лудивину домой, но она предпочла провести ночь в одиночестве: она разрывалась между желанием ощутить успокаивающее присутствие другого человека и мыслью о том, что она должна сама разобраться со своими переживаниями, не прячась от них в объятиях мужчины, которого, в конце концов, совсем не знала. Едва ее голова коснулась подушки, как в полумраке спальни возникло худое лицо преступника, его резкие черты. Голый мужчина и его жуткие слова. Всякий раз, когда Лудивина пыталась подумать о чем-то другом, ее сердце принималось неистово колотиться, возвращая ее к жизни, возвращая к смерти, которой ей чудом удалось избежать.
«Худшие мысли всегда приходят в голову ночью, когда от них не уйти», – в ярости подумала Лудивина и выпила целую таблетку лексомила. Самый простой способ разобраться с собственными переживаниями.
Когда наутро Марк заехал за ней на своем седане, она на миг задержала его в объятиях, зарылась носом ему в шею, чтобы ощутить его необузданный запах, и поняла, что скучала по его коже.
– Я не спрашиваю, хорошо ли ты спала, – сказал он.
– Не стоит.
– Надо было вчера настоять и остаться у тебя.
– Я часто спала с первым встречным, просто чтобы не оставаться наедине с собой, – искренне призналась она. – Мне нужно доказать самой себе, что это в прошлом. Особенно после того, что произошло.
– Если хочешь, я каждый вечер буду переодеваться разными людьми.
Она рассмеялась. Искренне, самозабвенно.
– Не торопись, выжди, сколько нужно, но когда тебе захочется, чтобы я был рядом – пусть даже просто охранял твой сон, – дай мне знать.
– Это так мило…
– Это нормально.
– Не торопиться. Мужчины нечасто так говорят.
– Время – язык, которым Бог говорит со вселенной. Бесконечное слово, недоступное человеку. Дыхание творения.
– Честно говоря, я не знаю, кажется ли мне это красивым или совершенно безумным. Ты верующий?
– Мог бы им быть.
– Опоздал на автобус?
– Более или менее. Так говорила о времени моя бывшая жена. Ей почти удалось сделать из меня верующего, но все же я так и не добился главного.
– Не сумел поверить?
– Не сумел погрузиться в веру с головой.
– То есть?
– Отбросить сомнения. Целиком отдаться вере, Ему. Если Он существует… Вот видишь… Как только я говорю о Боге, сразу начинаю сомневаться.
– Твоя жена очень религиозна?
– Это часть ее культуры. Она из франко-марокканской семьи. Мусульманка. Выросла в среде, где важную роль играют традиции и вера.
– Ну и ну.
Неожиданное открытие. Порой Лудивина представляла себе Марка полицейским, слегка ожесточившимся из-за работы, из-за постоянной слежки за исламистами; ей казалось, что он мало-помалу скатился к цинизму, делал поспешные, поверхностные выводы, испытывал почти безоговорочное недоверие ко всем, кто происходил не из Франции, особенно из стран Магриба. Теперь ее предположение разлетелось вдребезги. Это открытие ее обнадежило, убедило в том, что в действительности у него широкие взгляды.
– Как раз поэтому я и стал специалистом по исламскому терроризму: я десять лет варился в мусульманской культуре, я немного знаю арабский, так что ГУВБ пришлось лишь обучить меня азам фундаментализма, но в целом я и без того представлял для них интерес.
– Поэтому вы с ней и расстались? Потому что ты боролся против радикальных приверженцев ее религии?
– Нет, плод уже был с гнильцой. Поначалу ей даже нравилось, что я, как она говорила, «навожу порядок в ее религии». Ловлю тех, кто пятнает ислам. Но на самом деле все было гораздо сложнее. К тому же мы больше не были двумя влюбленными подростками, как в начале наших отношений. Мы были обречены.
– Ты считаешь, что они отдаются вере целиком? Те, кого мы преследуем?
– Вере? Несомненно. Я предполагаю, что для кого-то из них так жить проще: когда ты целиком чему-то подчиняешься, то снимаешь с себя всякую ответственность, ведь все – Его воля. Другие отдаются вере, потому что не могут смириться с тем, какие они: для них это способ самоотрицания. Еще кто-то верит, потому что боится жизни: вера придает смысл смерти, которую они начинают дорого ценить. Еще кто-то верит просто по глупости: они делают все, что им скажут. И так далее…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу