Клэр Макфолл - Последний свидетель

И пусть я смотрела в одну точку, мои ноги продолжали двигаться. Я не заметила дыру, которую вырыла собственной ногой, пока бездельничала у огня. Лодыжка неуклюже подвернулась, а нога прогнулась под моим весом. Я упала, приземлившись на песок с глухим стуком.

Мое сердце остановилось. Я сделала один быстрый вдох, сгорбила плечи, закрыла глаза. И стала ждать.

Потусторонние визги призрака слышались все ближе, настолько близко, что, казалось, шипели мне прямо в ухо. Но они пронеслись мимо меня. Тень на миг закрыла мир, а потом двинулась дальше. К палатке. К броши.

Я не стала долго раздумывать. Поднялась на ноги с помощью стула. Мягкий шерстяной джемпер Дуги все еще висел на подлокотнике и попался под руку. Я посмотрела на это, посмотрела на огонь. На банку с жидкостью, что аккуратно примостилась рядом. Тик, тик, тик. План сформировался в моем мозгу.

Замахнувшись, я бросила одежду в огонь, придерживая ее за рукав. Огонь почти потух, но я схватила жидкость и принялась отчаянно поливать ею угли. Капли летели на пляж, на мою одежду, на мою руку, но достаточно попало на тлеющий пепел, и джемпер быстро вспыхнул.

– Да!

Я повернулась и бросилась к палатке. Ветер стал еще сильнее, бросая горсти песка мне в лицо, ослепляя меня. Я бежала дальше, таща за собой горящую ткань. Одним плавным движением застегнула молнию на клапане палатки и вылила оставшуюся жидкость на брезент.

Я не знала, было ли существо внутри. Не могла видеть его; не могла слышать. Но брошь была там, и мне оставалось надеяться, что и монстр где-то рядом. Я взмахнула джемпером и обрушила горящий конец на палатку.

Когда огонь коснулся блестящей ткани, из ниоткуда вспыхнуло пламя. Оно ослепляло, охватывало палатку, поднимаясь в небо, как дюжина извивающихся змей. Полное агонии шипение прорвалось сквозь рев огня. Звук перерос в рычание, затем в крик. Он нарастал волнами, оглушая меня. Словно кто-то умирал.

Существо.

Умирает. Хорошо. Именно этого я и хотела.

Я отступила прочь от звука, от сильного жара, покалывавшего мою кожу. Шум уменьшился, когда между мной и огнем пролег один метр, затем другой. Но тепло никуда не делось. Даже стало хуже. Мое лицо было горячим, но источник тепла находился ниже, распространяясь по всему животу. Обжигая. Мучая.

Я горела. Мой джемпер, куда я пролила всего несколько капель жидкости, был охвачен пламенем. Яркий свет палатки приглушил огонь меньшего размера, но теперь я его увидела. Крича и пританцовывая на месте, я била по нему рукой. Огонь сопротивлялся, вынуждая меня снова и снова хлопать по тлеющей одежде. С каждой секундой я все яснее чувствовала, как поджаривается моя плоть. Поднялся тошнотворный запах, вонь плавящегося нейлона с чем-то, почти похожим на еду. Со мной. Я закашлялась, сильнее хлопая по животу голой рукой.

Наконец я победила. Рваный материал висел, дымясь, сквозь зияющие дыры виднелась футболка. Она тоже почернела, но мне было плевать. Все мое внимание сосредоточилось на руке. Или том, что должно было быть моей рукой. Я подняла ее, рассматривая в ярком свете, все еще окружавшем палатку. По силуэту она напоминала скелет. Кожа и мышцы обуглились, обнажив сырые сухожилия и окровавленные кости. Рука задрожала, когда я попыталась согнуть пальцы. Я ничего не чувствовала. Ничего, кроме агонии. Жгучей агонии. Она побежала по моей руке, прямо к центру мозга, где запульсировала, точно сирена. Зрение помутилось, по краям возникла черная рамка. Затем мое тело отключилось.

Сейчас

Я плачу. Нет никакого способа это скрыть, и я даже не пытаюсь. Пусть доктор Петерсен посмотрит. Пусть доктор Петерсен увидит и пусть считает, что он победил. Мне все равно.

Я думала, что забыла страх, панику, чувство беспомощности. Думала, что похоронила их глубоко, там, где они больше не могли причинить мне боль. Ничего подобного. Поток заледеневшей крови в моих венах, грохот пульса, адреналин, бьющий по нервной системе, волосы, что встают дыбом. Я чувствую это. Так же сильно, как и тогда.

Я выдохнула и поняла, что задержала дыхание. Мои руки сжимают друг друга, и раненая правая буквально кричит от боли в знак протеста. Хотя я все равно не могу их расцепить.

Я смотрю вверх; те слезы, которых так старался добиться Петерсен, блестят в моих глазах. Что теперь?

Он странно смотрит на меня, и мне интересно, вижу ли я проблеск его настоящего. Он кажется… растерянным. Как будто впервые задумался, что я говорю правду. Я чувствую первый проблеск надежды за более чем год.