Люсинда Берри - Я не сойду с ума

– Тогда и начались видения?

Она знала о видениях? Когда я успела рассказать?

Как много у меня провалов в памяти.

Я кивнула.

– Первое пришло, когда Коулу была неделя. А может, уже две недели. Не могу вспомнить. Все как в тумане.

Разум возвращался так же, как покидал меня: медленно, по частям. Это был очень тяжелый день. Это я четко помнила. Я совсем не спала, Коул плакал много часов подряд, Джейни кричала в гостиной. На комоде рядом с пеленальным столиком лежали ножницы. Вдруг я очень ясно ощутила их присутствие в комнате. Раньше я такого не испытывала.

Странный голос ворвался в мои мысли и прошептал: «Возьми ножницы» – и тут же последовала картинка, как я втыкаю ножницы Коулу в грудь. Казалось, что ножницы овладели моим разумом. Напевая «Не смотри на ножницы», я подошла к комоду, взяла ножницы на вытянутую руку, словно они могли обжечь, поднеси я их слишком близко. Я медленно прошла на кухню и убрала ножницы. Только спрятав их в ящик, я смогла почувствовать себя в безопасности.

– У вас были еще видения? – спросила доктор Спэнс.

– Да. Каждый раз, проходя с Коулом в дверь, я видела, как он ударяется головой о косяк. Я боялась, что мы не пройдем в дверь и он ударится головой. Иногда мне казалось, что у него взрывается голова, когда Кристофер поднимал его высоко, таким странным образом пытаясь успокоить. Мне казалось, его позвоночник с хрустом ломается. Иногда я не могла этого выносить и просила Кристофера прекратить.

Видения приходили как кадры фильма. Чем больше я старалась от них избавиться: тем чаще они приходили.

– Вы кому-нибудь об этом рассказывали? Кристоферу? Элисон?

– Нет.

Да и как я могла рассказать? Видения, как ты закалываешь собственного младенца; плохо сочетаются с любовью к нему а я любила Коула всем сердцем. Я боялась, что с ним что-нибудь случится. Жутко боялась. Я заранее продумывала любую опасную ситуацию, каждая в картинках разворачивалась у меня в голове. Я никому не могла доверить его безопасность, даже Кристоферу.

– Вы еще думали о своем диагнозе?

Я покачала головой. Психиатр объяснил, что у меня был психотический срыв на фоне послеродовой депрессии. Он сказал, что я не могла этого предотвратить, что срыв стал результатом ряда неподвластных мне биологических факторов: нехватка сна, гормональные изменения, генетическая предрасположенность, – но я все еще ощущала ответственность за содеянное. Не важно, сколько терапевтических бесед со мной проводили, сколько лекарств в меня вкачивали. Я пыталась утопить Джейни.

– Психиатр сказал, что все, что я видела или чувствовала, было галлюцинацией, но он ошибается. Не все. Что-то было реальным, – я сделала глубокий вдох, потом продолжила. Она должна знать правду – Сильнее моих мыслей меня пугала Джейни. Я не хотела, чтобы она приближалась к Коулу. Кристофер думал, я все время на нее раздражаюсь просто потому, что очень устала. Но Джейни действительно могла причинить Коулу боль, если бы у нее был шанс. Это не было иллюзией, сколько бы лекарств вы мне ни ввели. Я не передумаю.

– В том-то и проблема. Ханна. Вы не можете сейчас доверять своему разуму – перебила она меня.

Люк пододвинул мне альбом. Даже не глядя на обложку, я знала, что это. Я столько раз его читала.

– Этот дневник использовали в качестве доказательства?

– Да.

– С какими мыслями вы его читали?

Как объяснить ему, что все, что я читала, никак не соотносилось с той женщиной, которую я знала? Он видел перед собой женщину последних нескольких месяцев, она была чужой. Это не Ханна. Но сейчас мне не придется ничего объяснять.

– Я не могу обсуждать записи, пока дело о защите ребенка не закрыто, – в точности процитировала я своего супервизора.

Ему пришлось изменить тактику.

– Что вы сделали с дневником?

– Я передала его лицам, занимавшимся делом Бауэров.

– Вы рассказали Элисон, что прочитали в дневнике?

– Нет.

– Почему? Разве у нее нет права знать?

– Я подумала, что Ханна ей все рассказывала, они были очень близки. Больше, чем сестры. Они были лучшими подругами, а лучшие подруги все рассказывают друг другу, даже самое ужасное, так что я подумала, что она уже все знает.

– Но она ничего не знала, верно?

Я покачала головой.

– Ничего.

Какая теперь разница?

За годы работы в медицине я ни разу не бывал в закрытом психиатрическом отделении, и это место меня ужаснуло. Наверное, его специально создали как можно более мрачным, в нем не было ни крупицы тепла. Комнаты давно надо было перекрасить. Беленые стены превратились в грязно-желтые. Окон нет. Ничто не напоминало о жизни. Спертый воздух и полное чувство изоляции. И как выздороветь в месте, насквозь пропитанном депрессией?