Стина Джексон - Серебряная дорога

— Я же говорила, что все напрасно, — прошептала девушка.

Мея узнала еду Аниты: булочки и кровяная запеканка. Соленое масло, всегда просто таявшее во рту. Брусничное варенье и кофе, после которого на дне чашки оставался немаленький слой гущи. Все это приготовила она, Анита.

Мея вспомнила, как потемнели глаза Аниты, когда она однажды увидела Ёрана рядом с ней, каким резким тоном отправила его прочь. Вспомнила, как пожилая женщина обняла ее, словно защищая от опасности. Она прекрасно представляла, на что способен ее сын.

Глядя на корзинку с едой, Мея поняла, что они все предали ее. Пер, Биргер, Анита… пожалуй, даже Карл-Юхан. Ее парень всегда поступал, как говорил отец, без крошечки сомнений. Без моей семьи я ничто — его прямо распирало от гордости, когда он признался в этом.

Еще не успев открыть глаза, по давящей на уши тишине Лелле понял, что выпал снег. С некоторых пор он не любил снег. Снег ему не союзник. Он мог бы и зимой бродить по лесам, но что прячется под белым одеялом — все равно не узнать.

Стул Меи в классе пустовал уже две недели, и он не мог больше ждать. Два пустых стула — это слишком.

Лина чуть не появилась на свет прямо на снегу. На Пасху они сняли домишко в горах, хотя Анетт могла родить в любую минуту. Днем они разложили оленьи шкуры и сидели на них, подставив лица к солнцу. Солнце светило так ярко, что слезились глаза, к тому же было тепло. Они расстегнули куртки, и Анетт, взяв его руку, приложила к своему животу, чтобы он почувствовал, как толкается их дитя. Они смеялись и болтали ни о чем, томимые радостным ожиданием. Спустя несколько мгновений лицо Анетт исказилось от боли, и она прижала руки к промежности. Ребенку надоело в тесном пространстве, он рвался наружу, в большой мир, где его с нетерпением ждали. Шкура под Анетт покрылась темными пятнами, а в их распоряжении был только снегоход. Лелле успел довезти жену до медпункта, но ничего не помнил, кроме света, бившего по глазам. Заснеженной дороге, казалось, не будет конца.

От лета осталось десять сигарет. Табак высох, потерял аромат и зашипел неприятно, когда он поднес пламя зажигалки. Протестов Лины он не услышал и не видел ее, как обычно. Только собственное усталое лицо в грязном зеркале. Кожа стала дряблой, что особенно бросалось в глаза после бритья. Узнает ли его дочь, когда вернется домой? Скорее всего, она тоже изменилась.

Он продолжал курить, пока чистил стекла машины. Ему все время слышались какие-то голоса, как будто кто-то окликает его, но это было наваждением, и он продолжал работать скребком. Затем сел на водительское сиденье с тлеющим фильтром между губами. Под тяжестью снега, продолжавшего падать, ветви деревьев начали прогибаться, на дороге автомобили оставляли грязные следы. Лелле выкинул окурок в окно. Когда-то он считал зиму красивой, но сейчас — отвратительной.

Указатель с надписью «Свартшё» обзавелся пушистой белой шапкой. Подъездная дорога была засыпана снегом, никто не проезжал и не проходил по ней. Остановившись у ворот, Лелле вылез из машины и нажал кнопку вызова. Голос Биргера из динамика раздался не сразу:

— Кто там?

— Леннарт Густафссон.

— Проезжай, — неохотно прозвучало в ответ еще через какое-то время.

Ворота открылись, образовав по сторонам небольшие сугробы. Снег прекратился, но отдельные снежинки еще кружились в воздухе, темные тучи низко висели над деревьями, подобно грязным шторам, загораживающим дневной свет. Дни и без того были короткие, и Лелле подумал, что у него не так много времени в запасе.

Биргер принял его на кухне, как и в прошлый раз. В стоявшей на плите кастрюле кипело что-то, запах вареного мяса витал в воздухе. Ни Меи, ни сыновей Биргера не было. Лелле стоял в дверном проеме с шапкой в одной руке и пластиковой папкой с материалами для контрольной — в другой. Снег таял на его одежде и лице, и ему приходилось периодически вытирать нос, на котором нависала капля. Он решил не раздеваться ни при каких условиях.

— Я ненадолго, мне только хотелось узнать, как дела у Меи.

— Но ты же все равно не откажешься от чашечки кофе?

Биргер сунул голову в соседнюю комнату и позвал Аниту. Он сделал это слегка раздраженным тоном, словно отдавал команду непослушной собаке.

— Не беспокойтесь обо мне, — сказал Лелле.

Однако Биргер уже потянулся за его шапкой, лицо его расплылось в улыбке.

— Ну вот, наконец и зима наступила, — сказал он. — Нам остается смириться и ждать весны.