Эмманюэль Гран - Конечная – Бельц [litres]

– Скорее уж – чертовы судовладельцы, – заметил Фанш. – А эти бедолаги делают то, что им велят.

– Там в основном греки, – вставил Антуан.

– Греки или филиппинцы – один леший. И мне совсем не по нутру делить с ними наши бретонские воды. Это наша территория, черт побери! Они если не соляркой море загадят, так трупов в воду накидают. Не успеем оглянуться, как у одного из нас на траулере обнаружится мертвое тело.

– В любом случае тот, кто его выудит, платит за выпивку, – подвел итог Ле Шаню.

– Вот это дело! – проревел Каллош, грохнув пивной кружкой о деревянный стол.

– Бред все это! – отрезал Малю. – Точно говорю, это какой-нибудь мужик на своей яхте, который решил повыпендриваться. Столичный бездельник, не справился со шквалом и упал за борт. Знаете, из тех, кто ходит с немытой головой и строит из себя Керсозона [6] Оливье де Керсозон (р. 1944) – знаменитый французский яхтсмен, патриарх парусного спорта, неоднократный победитель океанских гонок, журналист и писатель; уроженец Бретани, представитель старинного аристократического рода. ! Выпил лишнего, что-то пошло не так – и готово!

– А вот я считаю, что в трале Жюгана запутался один из утопленников с «Бискароссы», – невнятно пробубнил Фанш, рот которого был набит арахисом.

Каллош, Ле Шаню и Питр дружно расхохотались, а Фанш, недовольно ворча себе под нос, загреб очередную порцию арахиса.

– Мы никогда не узнаем, чья это нога, – раздался нетрезвый голос из глубины зала.

Во время общего разговора его владелец не проронил ни звука. Головы резко повернулись в его направлении. Человек ерзал на диванчике и кашлял, пытаясь прочистить горло, чтобы голос звучал яснее.

– Вот те на! Да это наш артист! – со смешком заявил Антуан.

Все без исключения уставились на диванчик.

– Хотите знать, почему мы никогда не узнаем, что случилось?

– Ну ты-то уж точно знаешь. А знаешь – так говори! – откликнулся Морис.

– Потому что тело не найдут. А почему тело никогда не найдут? Потому что его нет.

Фанша рассмешило заявление Папу, но кроме него никто даже не улыбнулся. Остальные ждали продолжения.

– Тела нет, и вы хорошо это знаете. Боитесь сказать вслух, но про себя прекрасно все понимаете. Тела нет. И утопленника нет.

– И ноги тоже нет, если верить твоим словам, – сердито возразил Фанш. – По моему разумению, мужика свалил резкий порыв ветра, он упал за борт, и его слопали рыбы – кошачья акула или морской угорь. И точка.

Фанш постучал по виску указательным пальцем, намекая на то, что он думает об умственных способностях «артиста». Но остальные молчали. Их застывшие лица выражали недоумение и страх. Версия Фанша их не убедила. Все взгляды снова нацелились на Папу.

– Пьеррик и его матросы подняли на борт черную метку. Если хотите, можете спрятать головы в песок, только это ничего не изменит. На одного из них скоро обрушится беда. Я тут ни при чем, вот и все. Обещаю бочку килкенни тому, кто выловит тело с отрезанной правой ступней. В Корбо или где-нибудь еще…

– Метка, говоришь? – недоверчиво проговорил Ле Шаню. – Но зачем?

– Откуда я знаю? – ответил Папу.

– Кто мог послать знак Пьеррику?

– Пьеррику или одному из его матросов, – поправил Папу. – О том, когда и зачем, не имею ни малейшего понятия. А вот от кого…

Папу обвел взглядом оцепеневших рыбаков. В «Тихой гавани» не раздавалось ни звука, кроме тихого жужжания холодильника за стойкой.

– Посмотрите правде в глаза, – произнес Папу. – Знаю, это никому не понравится, но он вернулся. Он пробудился. Одному Богу известно почему. Только, думаю, в наших же интересах сидеть дома в тепле и не выходить в море.

– Тебе легко говорить. А мне через час с якоря сниматься, – заметил Жюэль.

– Мне тоже, – поддержал его Ле Шаню.

– А зачем он вздумал вернуться? – спросил Ив.

– Если б я знал…

– Это все из-за грека! – заорал Фанш. – Стоило тому появиться, как Пьеррик выудил из моря это…

– Это да.

– Верно сказано.

– Может, и так, – согласился Папу.

– А я вам говорил, – напомнил Антуан. – От греков и узкоглазых всегда одни гадости.

Папу подошел к бару и поставил пустой стакан на деревянную стойку. Все молча смотрели на него. Он с громким щелчком положил монету и, пошатываясь, вышел за дверь.

На Бельце рыбный промысел полностью подчинен расписанию приливов и отливов. Ежедневно, независимо от времени года, суда заходят в порт и покидают его в течение четырех часов до или после прилива. В момент отлива только в самой середине неглубокого илистого участка сохраняется узкий канал, позволяющий проходить лишь маленьким суденышкам и непригодный для траулеров.