Тоби Литт - Эксгумация

Мне казалось, что я влетел в мир ecorche — с начисто содранной кожей, как фигура в анатомических атласах: легкий сквозняк был для меня все равно что ураган, кашель — землетрясение, приятный запах — оргазм, неприятный — харакири, а любое прикосновение было пыткой. Мне не хотелось быть сверхчеловеком. Я хотел вернуться в привычную и прочную оболочку своего прежнего «я». Хиппи думали, что «врата восприятия» можно очистить одной всем известной «кислотой» — наркотиком ЛСД. Что до меня, то мне средство показалось кислотой совсем другого рода. Меня как будто погрузили в ванну с соляной кислотой, и все мои внешние оболочки растворились, так что внутренности открылись воздействию сил, на соприкосновение с которыми они не рассчитаны.

Мира вокруг слишком много.

Это единственная мысль, которая приходила мне в голову.

Мира вокруг слишком много.

(Помните садистскую шутку из детства — что такое «плюх, плюх, п-ш-ш-ш»? Это двух младенцев уронили в ванну с кислотой.)

Я отказывался расточать свои ощущения. Я закрыл глаза и стал слушать, как поскрипывают стены и пол.

Я заработал себе репутацию слегка эксцентричного человека.

Почему бы им не признать меня выжившим, похвалить за стойкость и отпустить домой? Большего мне не надо.

Обратно в человеческий мир меня вытащила музыка, больничное радио, которое было как успокаивающий наркотик, депрессант, замедляющий мир и пропускающий его через фильтр дымчатой, зыбкой, тронутой позолотой ностальгии. Я часами просиживал в серых казенных наушниках, просто ловя кайф от музыки. Больничное радио — настоящий аудиогероин. Ходили слухи, что некоторые санитары тайком записывали больничную музыку на пленку и брали ее с собой, когда отправлялись к знакомым наркоторговцам, — за стопку девяностоминутных кассет и упаковку-другую выкраденных лекарств (валиум, метадон или могадон) можно было получить десятипроцентную скидку на несколько доз кокаина. Больничное радио доводило меня до состояния печального экстаза. Это была музыка иного поколения, к которому я временно принадлежал. Фрэнк Синатра, Бинг Кросби, Дин Мартин, Дорис Дей — эти люди прекрасно знали, что такое боль и страдания, и понимали значение умиротворения и забвения. Они были настоящими святыми в церкви Матери Нашей Беззаботности. Благослови их, Боже, всех до одного.

Я достаточно быстро выздоравливал.

Затем, будто сговорившись, окружающие разом начали вываливать на меня новости, хорошие и плохие.

Первым был мой врач.

— Э-э-э, послушайте…

Он пододвинул себе стул и сел рядом с кроватью. (Значит, сейчас он начнет сообщать новости.) Он заговорил негромко и быстро. (Значит, новости будут неутешительные.) И он назвал меня по имени. (Значит, Лили умерла.) Некоторое время он говорил успокаивающим тоном. (Значит, Лили умирала медленно и так мучительно, что перестала быть Лили, женщиной и вообще человеком.)

Я считал квадратные панели на потолке.

Когда я снова прислушался к голосу врача, он что-то говорил о моих ногах. Судя по всему, мне нужно было пройти курс физиотерапии.

— Долго она умирала? — спросил я.

Врач посмотрел на меня, сразу осознав очень многое. Он знал, что не должен раздражаться, говоря со мной, поэтому терпеливо начал с самого начала.

— По нашим оценкам, она умерла в течение двадцати минут после выстрелов.

— В «скорой»?

— Мы не пытались перевезти ее — она умерла в ресторане.

— Вы там были?

— Нет.

— А вообще вы в этом ресторане бывали?

— Э-э, кажется, нет.

— Что ж, я бы не стал рекомендовать его как место, где можно поесть и отдохнуть.

Было видно, что он не счел это шуткой, над которой у него было право смеяться.

— Когда она умерла, ее привезли сюда — в больничный морг. Затем ее похоронили. Я слышал, похороны прошли подобающе.

— Вы ее осматривали?

— Нет. Когда ее привезли, ее мог осматривать только патологоанатом.

— М-м-м, — сказал я, — мозгов у нее, наверное, осталось не много.

— Может, обсудим это потом?

— Вы не знаете, она говорила что-нибудь? Что-нибудь обо мне?

— Правду сказать, ее ранения были настолько серьезны…

— Вы имеете в виду в голову?

— Нет, все ранения в принципе.

Тут я улыбнулся, наверное, впервые после выхода из комы.

— Мне нравится ваше выражение — в принципе.

Он продолжал:

— Те области ее мозга, которые отвечают за речь, не были задеты. Однако общий шок от ранений был настолько силен, что я сомневаюсь, что она могла пользоваться речью.