— Мне эта квартира о стольком напоминает.
(Интересно, о чем же? Джозефин вместе с малюткой Лили переехала сюда сразу после развода с Ляпсусом.)
— Я уверен, вы и так уже перевернули квартиру вверх дном и вынесли все, что можно было бы считать ее действительно личными вещами. Например, я не надеюсь найти здесь ее дневники.
Джозефин посмотрела на меня с вызовом.
— Не забудь, мы ведь ее родители, — сказала она.
— Я не переставал любить ее, — возразил я. — Да, мы расстались, но не по моей инициативе — так хотела Лили.
— Что ж… — сказала Джозефин.
— Если я вас попрошу, вы позволите мне прочесть ее дневники?
Джозефин, казалось, пришла в крайнее замешательство.
— Их забрала полиция, — ответила она.
Мы оба призадумались: что могло быть в этих дневниках и что полиция теперь знает о Лили и о нас?
Джозефин показала на чашу из нержавейки, стоявшую на столике в холле.
— Ключи там, — обронила она.
— Послушайте, — проговорил я. — Я вовсе не пытаюсь мстить вам. Я пока не решил, как поступить. Может, я просто верну вам все, и дело с концом.
На это Джозефин нечего было сказать — она не могла позволить себе выражать желания, исполнению которых я был в силах помешать.
Но затем она придумала, как выкрутиться:
— Поступай как считаешь нужным.
Она мгновенно представила все так, будто, если я оставлю квартиру себе, это лишь подтвердит, что я законченный эгоист.
Я прошел в холл и взял ключи из чаши. Эффектный жест — проверить на замке, те ли это ключи. Но я знал, что те, и потом, Джозефин вряд ли лишила бы меня возможности накрепко запереть ее драгоценную квартиру.
— Похороны были ужасным испытанием, — сказала Джозефин, когда я вернулся в гостиную. — Ты бы пожалел, что был там, если бы смог прийти. Викарий не знал о Лили ничего, кроме, конечно, того, что она снималась в этой рекламе. В результате из его слов можно было заключить, что она посвятила свою жизнь улучшению стула нации. Правда! Я просто не смогла этого вынести. Да и никто не смог. Однако как у тебя-то дела? Тебе, наверное, тоже пришлось несладко.
Еще по тем временам, когда мы с Лили приходили к Джозефин в гости, я помнил, что она обожала эти резкие переходы от агрессии к состраданию.
— Я надеюсь, самое худшее уже позади, — ответил я, усаживаясь рядом с ней на диван.
— Рада это слышать, — сказала она и дотронулась до моего колена. — О чем ты хотел поговорить со мной, дорогой Конрад?
— Ко мне вчера приходил Роберт.
— Правда?
Я понял, что Джозефин была противна сама мысль о том, что Роберт первым нанес мне визит.
— Да, и что его действительно интересовало, так это о чем мы с Лили говорили в ресторане.
— Понятно.
Джозефин никогда еще не была настолько сдержанна.
— Сами знаете, каким занудой он иногда бывает…
— Бог мой, еще бы мне не знать, я ведь была за ним замужем, ты не забыл?
— Он рассказал мне о том, что произошло между вами — о том, что вы опять на какое-то время съезжались.
По-моему, я впервые стал свидетелем смущения Джозефин.
— Мы все иногда ошибаемся.
— Лили любила повторять, что за всю жизнь вы допустили только один ляпсус.
— Нетрудно догадаться, что она имела в виду.
— Вы правы, — согласился я. — Так или иначе, Роберт, похоже, уже многое знал о том, что мы с Лили обсуждали.
— Это естественно. Я все рассказала ему после ее гибели. Когда мы… оказались вместе. Глупо было бы ему не сказать.
— Да, только он почему-то не хотел говорить об этом напрямик.
— Роберт всегда отличался чувствительностью. Ты бы видел, что он вытворял во время родов. Хотя я сама его толком не видела. Большую часть времени он пролежал на полу в отключке.
— Да, было заметно, что ему не по себе.
— Но ведь Лили успела сказать тебе, что все равно собиралась сделать аборт?
Мне удалось выдавить из себя «да».
Джозефин посмотрела на меня.
— Прости, — сказала она, — мне надо было пощадить твои чувства. Но разве тебе не показалось, что Лили отнеслась ко всему этому довольно легко?
Я вспомнил, как спокойно Лили вела себя в ресторане. Спокойнее, чем когда бы то ни было. Невозмутимость — вот подходящее слово. Невозмутимость в отношении моей предстоящей реакции. Лили готовила меня к этой новости, хотела убедиться, что я не стану нервничать. Она готовила меня к шоку.
— Когда она вам сказала? — спросил я.
— Примерно за неделю или около того.
— За неделю до чего?
— До ее убийства, конечно. — Джозефин заговорила с надрывом, прежде чем я успел ее остановить.
Читать дальше