Кейт Аткинсон - Большое небо

– А ты смотрела, как он тут все устанавливал? – невзначай спросил Томми, наконец выровняв «Паруса на заре» к своему удовольствию.

– Не, он полдня провозился. Я детскую готовила. – Ей ужасно нравилось слово «детская». В нем столько всего – любовь, забота, деньги. – Пойду наверх, милый, ладно? Закончу там.

Они уже знали, что Карри – девочка.

– Из конфет, и пирожных, и сластей всевозможных, – бормотала Кристал, устраивая колыбельку.

Колыбелька стоила целое состояние – настоящая, старомодная, как в сказках, убранная кружевом и шелком. Кристал недавно совершила ошибку – посмотрела «Ребенка Розмари» по телевизору, поздно ночью, на канале хорроров, и теперь перед глазами встала страшная сцена, где Миа Фэрроу заглядывает в колыбель – черную копию той, что у будущей дочери Кристал, – и понимает, что родила ребенка Сатаны. Карри будет ангелом, а не демоном, напомнила себе Кристал. И Томми – не Сатана, прибавила она про себя. (На этот счет она уже передумала.)

Запасные ключи от третьего сейфа она спрятала под матрас в колыбели. Маловероятно, что Томми станет менять простынки, заляпанные отрыжкой и дерьмом. Дети сделаны не из конфет и пирожных, это Кристал знала, – они из плоти и крови, и лелеять их надо соответственно. С тех пор третий ключ (похоже на название детектива, «Третий ключ») перемещался по дому – по местам, которые Кристал считала наиболее Томми-непроницаемыми, хотя уже некоторое время назад упокоился в пакете замороженных бобов эдамамэ в «Менегини», потому что, когда Томми заглянет туда , случится второе пришествие.

– Ну как? – Томми зашел в детскую, как раз когда Кристал разгладила простыню на матрасике в колыбели. Подергал мобиль с овечками, головокружительно его раскрутил.

Кристал залетела, работая у Бассани и Кармоди, и они дали ей бабла на аборт в Лидсе. С ней поехала Фи. Не самое драгоценное воспоминание. Когда эту штуку из нее выскребли, Кристал вздохнула с таким облегчением – не передать. «Дьявольское отродье», – сказала Фи, протягивая ей сигу, пока обе ждали обратного поезда. Остатка денег, которые им выдал Мик, хватило на карри и полбутылки водки. Им обеим было по четырнадцать. Потом Кристал удивлялась, почему в клинике никто не спросил, сколько ей лет и что с ней случилось. Никто не заподозрил даже, что она бездомная . Рядом с Кристал у ее дочери всегда будет дом – с Карри никогда не случится ничего плохого.

Овечки наконец перестали кружиться, и Кристал сказала:

– Хорошо. Только сюда нужно побольше розового. Гораздо больше розового.

Сдвинуть эту картотеку – проще удавиться, и Кристал пихала ее и наклоняла, пихала и наклоняла, точно вальсировала с особо неуклюжим партнером или, допустим, с поставленным на попа гробом. Кристал знала, что́ внутри – во всяком случае, что было внутри в последний раз, когда она туда заглядывала, потому что с нескладным железным партнером танцевала не впервые. Томми предпочитал деньги в виде денег, а не пластика. «Ликвидные деньги – они текучие», – говорил он. Проблема с текучими деньгами в том, что их могут подтереть и спустить в унитаз. А в сейфе их полно. Очень большие лужи, есть что подтирать. Миссис Швабр, подумала Кристал.

К тому времени, когда картотека сдвинулась и показалось латунное кольцо, Кристал уже вспотела. Она потянула за кольцо – поднялся аккуратно склеенный кусок половицы.

– Сезам, откройся, – пробормотала Кристал себе под нос.

Разумеется, Томми – Томми, который не заглядывал домой уже не первые сутки, – решил вернуться именно в этот момент, так что ей пришлось торопливо изобразить танцевальную репризу с картотекой, сдвигать ее изо всех сил, и когда Томми вошел («Кристал! Где тебя носит, бля?»), картотека стояла более или менее где положено, а Кристал была в оранжерее.

Томми чмокнул ее в щеку и спросил:

– Опять курила? – но ответом особо не заинтересовался. Похоже, вымотался, и Кристал сказала:

– Может, передохнешь, а я тебе выпить налью?

– Не, – сказал он. – Спасибо, кис, дела.

Он ушел в кабинет и закрыл дверь. Подслушивая под дверью, Кристал различила знакомый скрежет картотечного вальса.

– Блядь, – сказала она, потому что Томми вот-вот обнаружит, что его кладовая пуста.

И заметила, что в дверях стоит Карри в обнимку с единорогом и в костюме Бель. Встревоженная – Карри и правда тревожилась, ходила расстроенная с самого похищения. А кто бы не расстроился?

– Плохое слово, мамуль, – попеняла она.