Майкл Маршалл - Соломенные люди

Я взял фотографию с пианино. Это был не групповой снимок – таких там было лишь несколько, все черно-белые, уходящие воспоминания о давно умерших людях, зафиксированные с помощью техники, которой они никогда по-настоящему не доверяли. У меня же в руках был цветной портрет, снятый много лет назад и основательно выцветший – красные и синие тона оставались все такими же насыщенными, но все остальное казалось принадлежащим совсем другому времени, словно свет, запечатленный на фотографии, угасал, не в силах дотянуться до нынешних времен, словно сама та эпоха постепенно переставала существовать, по мере того как в живых оставалось все меньше тех, кто помнил прикосновение лучей тогдашнего солнца к своему лицу. На портрете был изображен молодой человек в лесу.

– Поставь песню про педиков, – сказал я, глядя на Гарольда, каким он был много лет назад. – Давай, Дон, старина Дон, поставь ее, Дон, поставь...

– Прекратите, Уорд.

На этот раз его голос чуть дрожал.

Бобби взял у меня фотографию.

– Видимо, она сделана несколькими годами раньше, – сказал я. – Гарольд на ней моложе и стройнее, чем на видео. И волосы с бородой еще не отрастил.

Я повернулся к Дэвидсу.

– Видимо, вы лет на пять-шесть старше их и Эда и примерно того же возраста, что Мэри. И теперь из всех остались только вы. Вот почему вы не подошли к двери, когда мы позвонили, и не берете сегодня телефонную трубку.

Дэвидс не отводил от меня взгляда. Он выглядел постаревшим на сотню лет и крайне испуганным.

– О черт, – судорожно выдохнул он.

Мне хотелось схватить его за плечи и трясти, пока он не заговорит, пока я не смогу понять, что, собственно, происходит, пока он не даст мне возможность осмыслить собственную жизнь. Но точно так же, как он сбросил за прошедшие тридцать лет восемьдесят фунтов, сейчас за двадцать секунд его лицо резко изменилось, лишившись всех тех черт, которые я видел прежде и которые были свойственны тому, кто всю жизнь объясняет людям их позицию по отношению к писаному закону. Он выглядел похудевшим и хрупким, и сейчас ему было еще страшнее, чем мне.

– Расскажите, – единственное, что сказал я.

По крайней мере, его рассказ не занял много времени.

Когда-то давно в одном городе жили пятеро друзей...

Гарольд, Мэри и Эд родились в Хантерс-Роке и выросли вместе. Жизнь их ничем не отличалась от жизни других уроженцев маленьких городков – бывало и хуже. Потом они случайно познакомились в баре с молодой парой, недавно приехавшей в город, и с тех пор все пятеро стали неразлучными друзьями.

Мои родители были уже женаты, но вскоре оказалось, что они не могут иметь детей. Постепенно они осознали, что это вовсе не конец света. Они любили друг друга и радовались той жизни, которая у них была. Им еще многое предстояло сделать и узнать, и время не стало бы течь медленнее, так же как и они сами не стали бы счастливее лишь оттого, что могли проводить каждую ночь в обществе друг друга. Они просто жили своей жизнью, стараясь принимать ее такой, какая она есть. Несколько лет прошло в напряженной работе, когда времени оставалось лишь на сон и на долгие партии в бильярд пятничными вечерами, в которых не было ни выигравших, ни проигравших.

Потом мир изменился, и они начали понимать, что передать свои гены потомству – не единственный способ оставить след во вселенной. Внезапно наступила эпоха, которую, как мне кажется, я так и не смог до конца постичь. На плоской культурной равнине появились горы и овраги, разрезав почву под ногами людей. Демонстрации на улицах. Собрания в кампусах, на которых впервые объединялись студенты и преподаватели. Драки в ресторанах, где черным не разрешалось есть за теми же столиками, что и белым. Полиция, стреляющая в граждан, дети, восстающие против родителей. Марши. Крики защитников негров, фашистов, геев, коммунистов. Из идей ковалось оружие. Люди проводили долгие вечера, напиваясь до чертиков и ведя разговоры о том, что следовало бы сделать, о том, как изменить жизнь, и просто разговоры ради разговоров.

Пятеро друзей были старше большинства активистов. У них имелись свободное время и энергия и больше перспектив, чем у подростков или разозленных протестующих. Бет Хопкинс включилась в борьбу за объединение в профсоюз чернокожей прислуги, Гарольд давал бесплатные юридические консультации тем, кто не мог себе этого позволить, или тем, чья раса ставила их в неравные условия перед законом. Дон Хопкинс возглавил кампанию против сноса целых районов ради прокладки кольцевых автострад – первого шага к созданию постмодернистского американского города, где нежелательные элементы отгорожены от центра шестиполосными потоками ревущей стали, являющими собой воплощение неравенства. Мэри и Эд были просто их сторонниками, но помогали чем могли, по крайней мере, когда Эд был трезв. Мэри любила Гарольда, а Эду просто нужна была компания.