Олег Рой - Увертюра

— Присмотрю, чтоб не помер ненароком, — ответил он на ее невысказанный вопрос, сдвинув шапочку, из-под которой выбивались рыжие даже в скудном гаражном свете волосы. — Вы как себя чувствуете?

Арина взглянула на него удивленно:

— Я следователь.

— Кто бы сомневался. Я спросил, вы как себя чувствуете, госпожа следователь? Вам самой укольчик поддерживающий не сделать?

— Да все со мной в порядке!

— Вижу, — он усмехнулся. — Еще не падаете. Спали толком когда в последний раз? Может, укольчик все-таки? Или спиртику в мензурочку накапать? Исключительно в медицинских целях! Ну хоть глюкозы таблеточку…

— Не надо. Лучше расскажите, что с… — выговорить слово «жертвы» почему-то было совершенно невозможно.

— С пострадавшими? — он помрачнел. — Девочка, хоть и без сознания, но с ней проблем, думаю, не будет, дети вообще выносливее.

— А женщина? Она… Она… выживет?

Рыжий вздохнул.

— Послушайте! — почти вспылила Арина. — Я за эти дни и недели про обезвоживание прочитала тонну, наверное, текстов, в том числе вполне академических. То есть приблизительно представляю последствия. Печень, почки, интоксикация организма… Но мы ведь их живыми нашли!

— С печенью у нее, скорее всего, все в порядке, — деловито сообщает рыжий. — Белки глаз чистые, желтизны нет. Что с почками — это уже коллеги в стационаре посмотрят. Очень надеюсь, что все обойдется. И даже если не все… Некоторые люди на гемодиализе, ну на регулярном подключении к искусственной почке, десятилетиями живут. У нее сердечников в роду нет?

Арина пожала плечами.

— Не знаю. Но она не должна вот так вот взять и умереть! Она боец! Вы в подвал спускались? Видели цепи? А она сумела… Она не может умереть! — повторяет она как заклинание.

— Она боец, — задумчиво вторит рыжий. — Когда он их… сюда?

— В воскресенье.

— Сегодня — шестой день? Она — боец, — еще раз повторяет он. — Они ведь не первые?

Арина кивнула, понимая, что сбор доказательной базы только-только начинается. Работы — непочатый край. Но это уже… просто работа. Размеренная, методичная. Даже если дело придется прекращать за смертью главного подозреваемого. Который, к слову сказать, еще и не опознан. Она-то сама практически уверена, что тело с разбитой головой принадлежит Юлию Минкину. Но вдруг это — исчезнувший невесть куда еще один музыкальный юноша — Харитон Седых? И тогда Юлия придется еще разыскивать. Или, чем черт не шутит, все обстоит ровно наоборот: с окровавленным лицом лежит Юлий Минкин, но голову ему разбил как раз Харитон. Которого — да-да-да — придется искать. И кто из них — Имитатор, кто — жертва, кто — помощник, а кто — противник… это еще вопрос.

Но, к счастью, других фигурантов уже просто не осталось. И значит, Имитатор, композитор, чтоб его на том свете в рояль к сатане засунули и молоточками колотили — кто бы он ни был! — он больше никого не убьет. Вот что самое главное.

И чтобы быть окончательно честной, добавила:

— Может, это еще и не он. Тут еще разбираться надо.

— Разберетесь, — врач ободряюще сжал ее локоть. — Главное, вы тех вовремя отыскали. Сейчас вторая машина придет, тогда и этого заберем.

— Он… выживет?

— На мой взгляд да. Правда, голова — не моя специальность, это пусть нейрохирурги смотрят.

— Скорее психиатры, — пробормотала себе под нос Арина.

В кармане опять завибрировал телефон. И номер был опять незнакомый.

— Добрый день, я имею честь беседовать с Ариной Вершиной? — произнес тягучий, как вареная сгущенка, и такой же приторный голос.

— Да, слушаю вас внимательно.

Господи, это еще кто?

— Моя фамилия Рачковский. Мне Антон Павлович звонил, что вы хотели со мной поговорить.

Арина почти растерялась:

— Да я, собственно… Наверное, уже не нужно, Борислав Игнатьевич, — и мысленно похвалила себя: умница, даже имя-отчество вспомнила, даже если это уже никакой и не свидетель.

— Нужно, — твердо сказал «никакой не свидетель». — Вы интересовались одним из моих подопечных.

— Минкиным?

— Нет-нет, про Минкина я ничего не знаю. Тоша. Харитон Седых.

— Что с ним? — встревожилась вдруг Арина.

— С ним все в порядке. Он здесь.

— В Берлине?

— Да-да. В конце концов на Питерской консерватории свет клином не сошелся. Инга считает, что у него большие перспективы, и я с ней согласен.

— Инга?

— Да, дочка моя, она певица, у нее никак с аккомпаниаторами не ладилось, а Харитон — чудесный, он не просто аккомпаниатор, а… как бы вам пояснить…. У них буквально дуэт получился.