Олег Рой - Дважды два выстрела

— Аннетта Игоревна, вы с мужем любили друг друга?

— Почему — любили? — равнодушно сказала «кукла», презрительно поджав губы. — Мы и сейчас друг друга любим. И всегда любили. Когда только познакомились, сразу все ясно стало.

Арина ожидала, что ответом будет в лучшем случае презрительное «разумеется», а еще вероятнее гневное «вас это совершенно не касается». А хозяйка, надо же, объясняет, да еще так подробно. Не такая уж она и замороженная кукла. Правда. рассказывает механически как-то.

— Редкое имя — Аннетта, — бросила она еще один пробный шар.

— Это в честь одной из бабушек, — пояснила хозяйка, чуть оживившись. — У меня ведь часть родни там, во Франции. Это долгая история, — она улыбнулась — отстраненно, высокомерно.

— Девочек тоже в честь каких-то бабушек назвали? — догадалась Арина.

— Да, точнее, в честь двух моих тамошних теток. Двоюродных. Игорю с самого начала очень нравилось, что я немножко француженка. У него тоже французские корни присутствуют, но Бриары из обрусевших, с петровских и елизаветинских времен. Во Франции сейчас, кажется, никого из них уже и не осталось. А Симоны — это девичья фамилия той моей бабушки, что во Франции жила — еще даже живы кое-кто. И это ему очень нравилось. И само созвучие имен — Игорь Антонович и Аннетта Игоревна — ему тоже всегда очень… Простите, я отвлеклась.

— Нет, нисколько. Я как раз спрашивала про вашу любовь.

— Да, действительно, хотя не понимаю, какое отношение… А! Вы, наверное, из-за того спрашиваете, что поженились мы очень рано, я только-только первый курс закончила, а девочки родились гораздо позже. Ну да, мы очень друг друга любили, и поначалу как-то вопрос о детях не возникал. А потом времена настали такие, что жить-то страшно было, не то что детей заводить. Впрочем, я думаю, что это совершенно не относится к делу, — добавила она опять заледеневшим тоном.

Арина примирительно улыбнулась:

— Я, собственно, немного о другом спрашивала. Он никогда вам не изменял?

— Да как вы… — женщина задохнулась было от возмущения, но вдруг нахмурилась, как-то обмякла. — Вы думаете, что у него мог где-то родиться ребенок, и теперь этот ребенок мстит за свою брошенность? Или хочет стать наследником?

Ничего не скажешь, восхитилась Арина, соображает эта «кукла в розовом целлофане» со скоростью света. Кто бы мог подумать!

— Следствие должно отработать все возможные варианты, — произнесла она как могла безразлично. — Хотя бы для того, чтобы их исключить.

Хозяйка медленно покачала головой:

— Нет… Нет. У Игоря никого не было. Я бы знала…

Надо же, какая уверенность! Хотя… очень может быть, что такая — знала бы.

— Ну хорошо, — согласилась Арина. — Аннетта Игоревна, возвращаясь к интересам следствия. Почему я никак не могу добиться простейшей вещи — почему мне не дают возможности побеседовать с… с вашей дочерью?

Слабое качание головы:

— Врачи пока не позволяют. Вы же должны понимать — Софи пережила колоссальный шок, она сейчас не в состоянии…

— Софи? То есть вы все-таки определились, кто из них кто?

Опять слабое качание головы:

— Н-нет… — это прозвучало почти растерянно. — Просто… не могу ведь я повторять «моя дочь», тем более, что и та, что сейчас на кладбище, тоже моя дочь, — голос госпожи Бриар окреп, налился уверенностью. — Поэтому я и говорю «Софи». А на самом деле я не знаю, разумеется.

Разумеется — надо же, какое словечко любопытное.

— Вы же мать — и не знаете?

«Кукла» усмехнулась, постарев сразу лет на двадцать. Даже глаза точно утратили свой ледяной прекрасный блеск, став обычными. Небезупречными, усталыми — человеческими.

— Они действительно были как зеркальные отражения. Мы и раньше их различали только по поведению. А сейчас все так ужасно изменилось, что я — да, я не знаю.

— Но ведь если это Софи, все очень просто. Стиль ее картин абсолютно уникален. Всего-то и нужно — дать ей бумагу и карандаш. Или чем там она предпочитала работать? Акварель? Акрил?

Резкий взмах головой был категоричнее любого «нет»:

— Бесполезно. Она сейчас не рисует. Врачи говорят — посттравматический синдром, нужно время, чтобы психика восстановилась. Пока что бумага и краски ее как будто пугают.

— В таком случае естественно предположить, что это Николь, разве нет?

— Нет, — хозяйка покачала головой. — Все… сложнее. Гораздо сложнее. Она вообще другая.

— И на кого больше эта «другая» похожа?

На этот раз голова качнулась еще более резко: