Кстати, думала она, мечты о профессии следователя ведь тоже, должно быть, из этого самого «чувства ответственности» произросли? Если некоторые… люди сеют вокруг себя хаос и разрушения, кто-то же должен восстановить распадающийся порядок? Где-то когда-то она прочитала, что люди делятся на две категории: «кто, если не я?» и «почему я-то?» И было совершенно ясно, к какой из категорий принадлежит она сама. Раз уж ее так напрягает любая несправедливость и прочий… непорядок.
Интересно, продолжала размышлять Арина, а следователи — профессора бывают?
Потом, довольно быстро — все-таки и здравый смысл, и чувство юмора у нее присутствовали в нормальных количествах — стало ясно: желание стать самым-самым естественно, но главное-то — просто быть.
И все-таки здорово, что Грек — не следователь, а эксперт.
Впрочем, теперь, после знакомства с Эриком и… тут Арина мысленно опустила глаза, ибо девушке приличествует скромность… после их «совместного ужина» блистательная Адриана казалась уже чуть менее… недосягаемой. Арина даже улыбнуться смогла — не испуганно, а вполне вольно:
— Ой! Я чуть в обморок не упала от испуга — не слышала, как вы подошли.
— Ай-яй-яй, какие у нынешней молодежи нервы нежные, — добродушно усмехнулась Грек. — Подумай сама. Если ты идешь мимо моего кабинета, да хоть мимо любого другого в этом коридоре, стоит ли удивляться, что за твоей спиной кто-то появился. Двери у нас вполне бесшумные, пора привыкнуть.
— Да я привыкла, просто… — Арина смущенно пожала плечом.
— Только учти, — деловито сообщила Грек. — Я заключение по почерку еще не писала, только на словах могу сказать. А Сурьмин вроде сделал. Ты же за шубинскими пришла? Или у тебя еще что-то нарисовалось?
— За шубинскими, — подтвердила Арина. — Правда, толку от них…
— В каком смысле — толку? Там разве не самоубийство? — Адриана нахмурилась. — Записка собственноручная, причем в трезвом сознании писанная. Только ручка не та.
— Какая ручка?
— Да ручка, которую ты мне вместе с запиской направила. Записка чем-то другим написана.
— Но как…
— Там еще какие-нибудь пишущие принадлежности были?
Арина пожала плечами:
— В ящике стола было несколько ручек. Но эта лежала поверх записки, вот я и…
— Принесла бы ты мне те, из ящика, я бы точно сказала. Записка-то при всем при том собственноручная. Неужели все-таки инсценировка? Потрясающе. Это ведь, скажу я тебе, редкость редчайшая. Чтобы в жизни, а не в английском детективе. Если так, тебе здорово повезло: интереснейшее дело может получиться.
Девушка вздохнула:
— Да нет, вряд ли. Пока все за самоубийство говорит. А ручка… Может, Шубин ее положил просто потому что она самая тяжелая была? А может, и нет. Мне как-то… не верится, что ли?
— Очень содержательно, — усмехнулась Адриана Георгиевна. — Про самую тяжелую это ты неплохо сообразила, скорее всего, так оно и было. Или у тебя интуиция против?
— Да признание это, ну записка то есть предсмертная. Ведь если человек сам признается, что он убийца, да еще перед смертью — это должно что-то значить? Зачем он это сделал? Дела-то все закрытые, злодеи все сидят.
— Вот оно что… — экспертриса понимающе покачала головой. — Тогда уж и не знаю. Думаешь, он потому признался, что сидят не злодеи, а невинные? Совесть, все такое… — она хмыкнула, точно сама не верила в произносимые слова.
— Адриана Георгиевна, вот вы сами-то верите, что тут — совесть? В смысле, что Шубин действительно мог все эти убийства совершить?
— Честно? — Грек усмехнулась. — Не очень. В смысле не очень верю. Ибо тоже книжным сюжетом отдает. А в жизни, повторю, все проще. Старый сыщик, который по совместительству — убийца? Воля ваша, как-то эта идея сомнительно выглядит. В кино, впрочем, такое хорошо выглядит.
— Вот именно! Но признание-то есть! В смысле записка эта предсмертная. Значит, зачем-то Шубину это надо было? Потому что мы-то не в кино! Тем более, все убийства, которые он на себя берет, очень уж разные. И по способам, и по фигурантам. Никакой связи. Ну по некоторым из них Шубин работал, но это ж не может играть роль? А других связей нет. Вот и получается, что либо он с ума сошел, либо он и впрямь раскаявшийся серийный маньяк.
Грек рассмеялась — как хрустальные шарики покатились:
— Что-то я не слыхала о раскаявшихся маньяках. Продай сюжет на телевидение. Или киношникам. И лучше даже не серийный маньяк, а… Опер — по совместительству киллер. Такой, знаешь, элитный.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу