Она полагала, что директор сейчас подведет ее к электрощиту, демонстрируя — глядите, мол, все элементарно, каждый может тумблер повернуть. А она бы потом спросила: как же вы так неосторожно? Послушать, как кто-то оправдывается, всегда интересно, можно что-нибудь полезное услышать.
Но Аристарх Петрович почти возмутился:
— Да никто его не отключал! Я же вашим уже рассказывал. И показывал все. Щит заперт, его так просто не откроешь. Так что… — бархат на худых плечах колыхнулся. — Непредвиденная случайность, короткое замыкание. Проводка-то старая, а тогда дождь шел, видимо, в швы натекло и замкнуло.
— Показывали, говорите? А мне покажете? — попросила она. Вместо того чтоб попенять на легкомысленное отношение к состоянию проводки. Ему наверняка уже неоднократно пеняли, так что оправдываться не станет.
— Да смотрите сколько угодно. Правда, мы уже все починили, конечно. Точнее, поменяли проводку.
Арина скептически хмыкнула:
— Так стремительно?
Смутить директора, однако, не удалось.
— Да мы давно планировали, а когда витрину заново стеклили, то и проводку заодно поменяли. Кто же станет у нас выставляться, если тут такое возможно, — миролюбиво пояснил он. — Так ведь и до пожара недалеко. Если кто-то с именем, нам же всю жизнь расплачиваться придется. Да именитые и рисковать так не станут. И что прикажете тогда экспонировать? Шедё-овры с школьных уроков рисования?
Это «шедё-овры» прозвучало очень по-французски и — очень издевательски. Похоже, благополучие галереи волновало директора сильнее, чем все убийства вместе взятые. Интересно, он владелец или управляющий, подумала Арина. Впрочем, очень сомнительно, чтобы это играло хоть малейшую роль, а значит, нужно держаться ближе к делу.
— Понятно. Именитые заинтересованы в безопасности, а вы заинтересованы в том, чтобы у вас выставлялись известные персоны. Я-то в современном искусстве плохо понимаю. Вот, скажем, Софи действительно такая выдающаяся художница? — спросила она с почти искренним интересом. Картины, броско именуемые «волшебными мирами Софи Бриар», ей самой показались несколько… назойливыми, что ли? Чересчур яркими, чересчур светящимися, чересчур красивыми. Вообще чересчур. Хотя кто их, этих любителей искусства поймет. — Именитая, как вы выражаетесь.
— Ну как вам сказать… — задумчиво протянул Аристарх Петрович. — Что она талант, это бесспорно. Но… как бы вам пояснить… вообще говоря, талантливых художников много. Не то чтобы сотни, но уж точно не единицы. А вот почему кто-то из них вдруг в моду входит — загадка. Любой галерист что хотите отдал бы за способность такие взлеты прогнозировать, — оживившись, он заговорил чуть не вдвое быстрее. — Нет, чутье, конечно, у каждого из нас наличествует. У кого-то сильнее, у кого-то слабее — но есть, разумеется, без чутья в этом бизнесе моментально без штанов останешься. Но так чтоб наверняка… Это ведь как на скачках — даже великие знатоки не играют беспроигрышно. В этом смысле мне — то есть нашей галерее — повезло. В смысле вот этого… происшествия. Цинично, но факт. Еще немного, и Софи наверняка потеснила бы очередная восходящая звезда. То есть ее не забыли бы, нет, художник она очень своеобычный, и поклонников у нее хватает, но того ажиотажа уже не было бы. А сейчас, независимо от того, убита она или наоборот, спаслась, внимание публики надолго обеспечено. Очень надолго.
Любопытно, подумала Арина, вот и еще один возможный мотив. Вот вам персонаж, которому «происшествие» на руку, причем независимо от личности жертвы.
— И как вы сами считаете, — осторожно поинтересовалась она, — кого все-таки убили: Софи или ее сестру?
Собеседник пожал плечами:
— Не берусь предполагать. Мне бы, — добавил он после небольшой паузы, — разумеется, хотелось, чтобы в живых осталась Софи.
— Потому что, как только она вновь возьмется за кисти, ажиотаж еще сильнее станет? — съязвила Арина.
Директор повел бархатным плечом — мол, очевидно же:
— Само собой. Уж настолько-то я в механизмах популярности понимаю. Поэтому предпочитаю думать, ну или надеяться, если угодно, что в живых осталась Софи. И даже хорошо, что сейчас у нее, так сказать, творческая пауза. Это не навечно, — он махнул рукой. — Художник без рисования не может, хоть бы весь мир рухнул, все равно в итоге за карандаш возьмется. В идеале — пусть бы это случилось через полгодика, даже через год. И вот тогда, я вам скажу, ни о какой потере популярности речи бы уже не было. Художник — это ведь не только холсты или там картоны. Не оригинальность взгляда и мастерство. Биография — это очень веский аргумент на весах славы.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу