Олег Рой - Оправдание невиновных

Шепоток был прав.

Использовать или нет — это как получится, а вот одноразово информацию какую-нибудь полезную выудить — это, пожалуй, вполне возможно. Для начала стоило выяснить — осторожно, осторожно! — защиту по каким делам сейчас обеспечивает адвокатская контора, где Эрик трудится.

Увы, первым пришло в голову дело трехлетней давности, когда их подзащитного господина Транько посадили за убийство собственного начальника охраны. А с момента внезапного «признания» Шубина, господа адвокаты спят и видят, как бы это дело пересмотреть.

Пожалуй, это был единственный повод, по которому Эрик мог ей позвонить. Разве что у его адвокатской конторы еще какие-то интересы появились. В смысле у Арины в производстве появились еще какие-то дела, к которым имеет отношение Эрикова контора. Но какие? Нарушение строительной техники безопасности, повлекшее несовместимые с жизнью травмы одного из рабочих? Нет, нет и нет.

Значит, в центре Эрикова внимания по-прежнему — дело Транько.

— Перезвони мне через двадцать минут, ладно? — промурлыкала Арина в трубку как можно нежнее. — Тут кое-что срочное, неважно, в общем, я сейчас не могу говорить. Через двадцать минут, хорошо? — и она отключилась.

Почти бегом проскочила дежурных на входе в здание комитета и взлетела вверх по лестнице.

О деле Транько Арина знала куда больше Эрика, так что вряд ли он пригодится в качестве источника информации. Скорее уж — потенциальная угроза. Потому что Транько был мерзавцем, подонком, заказчиком как минимум одного убийства (а скорее полудюжины), хотя именно Ведекина, своего начальника охраны он не убивал. Ах, если бы Морозов просто поработал кукловодом и добился, чтобы, как у классика, «один гад сожрал другую гадину», если бы он действовал из-за кулис — Арине было бы куда как легче. Но принять, что Александр Михайлович, которого она считала чуть не идеальным «рыцарем без страха и упрека», что он собственноручно… Додумывать было страшно. Она и не додумывала. Но… Александр Михайлович, господи боже мой! У Арины в голове не укладывалось: ведь он же очень, очень хороший человек! И он же… Чем же он лучше своих жертв?

И лишь совсем недавно пришла какая-то странная ясность. Когда Майка рассказала, что к ней приставала странная бабка — мать Кащеева — Арина почувствовала вдруг, что готова проклятую старуху ликвидировать любыми способами. И если других вариантов не останется — собственноручно. И ужас перед действиями Халыча поблек. Словно, отодвинувшись от картины, на которой, уткнувшись носом, видела только беспорядочную и неприятную мешанину цветных пятен, она вдруг увидела полотно целиком. Полотно не стало прекрасным, оно не стало даже приятным, но оно стало… цельным. Как будто резкость навели. Хорошо ли это, правильно ли это, что хороший человек замарал руки убийством? Да ничего хорошего, разумеется! Но мир после этого однозначно стал чище. И хороший человек — это было самое неожиданное чувство — не превратился внезапно в злодея. А уж снятся ли после этого Морозову кошмары — не ее это, Арины, забота.

Вот попытки Баклушина устроить громкое разоблачение «легендарного» Морозова и создать себе таким образом карьерный трамплин — это да, это ее заботило. Сейчас, полгода спустя после бегства Халыча, она понимала: вряд ли у Борьки действительно были против него сколько-нибудь весомые улики. Все-таки тот — зубр следствия и ничего серьезного за собой оставить не мог. Догадываться-то Борька о чем-то мог, а все прочее — его аппаратные игры. Но на одной болтовне дела не построишь.

И те козыри, которые он пытался использовать изначально, с тех пор, весьма вероятно, уже успели… испариться. Да, Морозову пришлось тогда бежать. Но друзья-то у него наверняка остались! Не одна же Арина ощутила, хотя и после мучительных сомнений, готовность сделать все, что сумеет — лишь бы Халыча спасти. Да и, в конце-то концов, кто-то же тогда предупредил его об опасности! Сам Александр Михайлович почему-то считал, что сигнал тревоги прислала Арина. Но если кто-то подал сигнал опасности, значит, у него действительно есть друзья готовые помочь! Пусть не в открытую, пусть анонимно, но ведь «тихая» помощь нередко оказывается куда более действенной.

Тихая…

Черт!

Запись! Пусть там и нет, как у Шубина, «я совершил эти убийства», но смысл — практически однозначный. Как ни крути, а запись — это улика. Улика против Халыча.

Телефонный звонок заставил ее вздрогнуть. Черт! Эрик!