Олег Рой - Оправдание невиновных

Все это была, конечно, полная ерунда. Поклонники-то у Кристины были, но вряд ли настолько преданные, чтобы ради нее убить. Но не рассказывать же Пахомову про таинственного «охотника», про которого ничего не известно. Нечеткая фотография и невнятное изображение с камер наблюдения плюс такое же невнятное описание в деле о смерти священника. По остальным эпизодам гипотетической серии и того нет. Так что нет, этого говорить нельзя. А вот гипотетический Кристинин поклонник — версия как версия, для начала сойдет.

Пахомов махнул рукой — мол, хватит:

— Достаточно, — он погрозил Арине пальцем. — Адвокат осужденной госпожи Федяйкиной апелляцию на пересмотр подал. И, что самое любопытное, суд с доводами защиты согласился. Тебе об этом что-нибудь известно?

— Откуда же, Пал Шайдарович? — Арина сделала вид, что удивилась, но мысленно начала молиться всем известным и неизвестным богам. Ох, сейчас будет такая выволочка… Хотя… Предположения — не улики. Главное — твердо стоять на «знать не знаю, ведать не ведаю».

О том, что предположения — не улики, начальник знал не хуже ее самой, поэтому только хмыкнул скептически:

— Вот как? — он вздернул бровь, но после полуминутной битвы взглядов подтолкнул к ней знакомую папку. — На вот, принимай дело — и в путь.

— Так если на пересмотр… — растерянно протянула Арина. — Почему мне? Там же Глушко расследовала… разве…

— Ага, — удовлетворенно хмыкнул Пахомов. — Значит, что расследовала Эльвира, ты помнишь, а про пересмотр дела не в курсе… Доиграешься ты у меня, Вершина! — с минуту он сверлил ее убийственным взглядом, потом вздохнул. — Забирай дело, и кыш с глаз моих!

Квартал был довольно старый, поздней хрущовской и ранней брежневской застройки. Первые хрущовки строили, что называется, квадратно-гнездовым способом: ровными, по линеейчке, рядами, как бараки в лагере. Потом кто-то заявил, что засилье прямых углов человеку противопоказано: настроение, дескать, от этого портится, и даже болезни заводятся. Удивительно, но крамольную эту мысль почему-то не затоптали на корню, напротив, даже прислушались. И начали строить уже с некоторой фантазией. Пятиэтажки вперемежку с девятиэтажками, то параллельно, то наискось, то вдруг оставляя среди домов некую «поляну» — непременно с бессмысленным чахлым прудиком посередине. Видимо, предполагалось, что местные жители станут с удовольствием в сем уголке природы прогуливаться. Сидеть на травянистом откосе, глядеть с улыбкой, как плещется в хрустальной воде веселая рыба. Запланированные травянистые откосы, конечно, быстро заросли непроходимым ивняком и покрылись обильными следами человеческого присутствия, рыбы же в прудиках отродясь не бывало. Жижа, наполнявшая гнилые эти «озера», сходство с водой имела весьма относительное, летом они плотно и довольно вонюче зацветали, зимой промерзали до самого дна — какая уж тут рыба.

Человек в черной куртке обогнул белесую лепешку еще не начавшего оттаивать пруда, миновал несколько домов, присмотрелся — да, здесь будет отлично. Хорошее место. Ближайшие фонари скрыты массивной коробкой длинной девятиэтажки, так что дорожка ныряет в густую тень, кое-где разбавленную полосами света из окон. Но светлых пятен мало. Деревья, высаженные, должно быть, сразу после строительства, успели за десятилетия вымахать в настоящих гигантов, даже кустарники дотянулись до третьего этажа, так что и сейчас, без листвы, сеть стволов и ветвей служит отличной ширмой, отсекая и свет, и лишние взгляды.

Человек в черной куртке еще раз огляделся, выбрал место — возле стены дома тьма сгущалась почти до непроглядности — и, легко прислонившись к стене, принялся ждать. Мысли потекли по привычному кругу.

Какая-то дурочка ухитрилась вытащить камешек из тщательно выстроенной конструкции, и та, казавшаяся монолитной, пошла змеиться трещинами, чуть ли не зашаталась. Но ничего, не беда, все нормально, ничего еще не потеряно. Нужно просто кое-что исправить. Вернуть камешек на место уже не получится, но не позволить амбициозной дурочке хвататься за соседние «камешки» — вполне возможно.

И даже очень просто.

Некоторые размышляют неделями — а все тем временем рушится. А надо просто брать — и делать! Семь раз отмерь, видите ли! Ха! Пока отмеряешь, и резать нечего будет!

Что б они все понимали! У них, у тех, кто бесконечно размышляет, прикидывает да высчитывает, у них и мысли, и настроение — блеклые, скучные, размеренные. Как похоронная процессия или школьная тетрадь в клеточку. Мелкие. Все по шажочку… А как же вдохновение? Как же обжигающий азарт, буйной волной вскипающий внутри при виде неожиданного — незапланированного, черт побери! так что грош цена всем вашим предварительным расчетам! — препятствия? Веселый злой азарт, острыми ледяными брызгами бьющий в голову — так что и мысли становятся такими же точными и прицельными, как эти брызги. Такими же безжалостными, без тени сомнения попадающими точно в цель — словно цель сама их притягивает!