Олег Рой - Оправдание невиновных

— Их обоих посадят?

— Без вариантов. Убийство-то случайное вышло. Без умысла то есть. Это да. Но тяжкие телесные и оставление в критической ситуации — это железобетонно. Ну а то, что противоправные действия совершены по отношению к подопечному, то есть малолетнему и зависимому, это отягчающие, без сомнения.

— Зависимому? А с Соней-то теперь что будет? Ну когда и супруга ее досточтимого, и свекровь посадят.

— Что-нибудь да будет. Другие-то как-то выживают. Крыша над головой у нее останется, не пропадет. Уборщицы и санитарки всегда требуются. Ах да, у нее же квартира собственная где-то есть, от тетки досталась, Кащеев на программе говорил, что пришлось других наследников отгонять. Продаст квартиру или жильцов пустит. Проживет.

Дом все так же сиял чисто промытыми стеклами. «Чисто терем», как сказала соседка.

— А почему мать закрыли, а его нет?

— Ну ты сравнил! Она ж поджигательница, лицо гарантированно социально опасное — интересно, кстати, что по ее поводу психиатры скажут. Но суд нам моментально содержание под стражей утвердил. А сам Кащеев… Нет, я могла, конечно, Соне медицинское освидетельствование назначить, но он ведь ее не бьет. А психическое давление социально опасным не считается, и доказать его без Сониных показаний невозможно. Вот и оставили до суда под подпиской о невыезде.

— Ты точно одна к нему хочешь пойти? Потому что хоть опасным и не считается, но…

— Не беспокойся.

— Зачем ты вообще к нему идешь? Вызвала бы к себе на допрос.

— Это не то. На самом деле низачем. В глаза посмотреть.

Арина толкнула калитку и двинулась к веселому чистенькому крылечку.

Дверь открылась, едва она постучала. Как будто Кащеев ее дожидался.

Она не стала топтаться на пороге, сразу прошла в «гостиную». Присела на тот же жесткий диван. Хозяин сел напротив. На тот же стул, что и тогда, в первый ее сюда визит. Вообще все было так же, как тогда.

Так, да не так.

Взгляд у него так и остался тяжелым. Но Арина почему-то больше не чувствовала себя мухой в чае. Ощущение собственной мелкости, никчемности, неуместности поднималось было в глубине сознания — но стоило мысленно сказать «кыш», исчезало. Нет, вовсе не потому что за забором ее ждал Денис. Она и одна бы пришла. Потому что она — победила. Уже победила. А тяжелый взгляд — ну да, бывает. Неприятно, но ничего особенного.

Ртутную тяжесть этого взгляда Арина и сейчас чувствовала почти физически. Но — сидела и смотрела. Смотрела прямо ему в глаза. Кажется, даже не моргая смотрела. Или моргая — она не знала. Но когда сморгнул Кащеев — заметила.

Сморгнул и — отвел глаза.

Посреди тротуара темнела лужа. Первая, должно быть, в этом году. Меленькая, скудная, но вполне определенно — лужа. И поблескивала она не искрами ледяной крошки, а гладким зеркальцем талой воды — тоже вполне определенно. Хотя и воды-то там было — с пару столовых ложек, а то и меньше. Если на Евдокию курочка напьется, говорила бабушка, весна ранняя будет.

Звали бабушку Феодорой — Федьку в честь нее назвали. Арина помнила ее смутно: черные пахучие шелка, длинный жемчуг, странный выговор, который назывался «прононс». Несмотря на шелка, жемчуга и прононс, приговорки у бабушки были все больше крестьянские, как у Даля в «Собрании русских пословиц и поговорок». Про красные углы, про снег на Пасху или вот эта, про Евдокию.

Правда, Арина напрочь не помнила, когда там эта самая Евдокия — не то седьмого марта, не то двадцать седьмого, а то и вовсе тринадцатого. Так что черт его знает, ранняя ли в нынешнем году выдастся весна, или, может, еще на майские снегопад ударит. Но как бы там ни было, робко расположившееся посреди тротуара темное зеркальце явственно сигналило: ранняя или поздняя, а весна все-таки будет. И не просто будет, а уже вот она, гляди!

Даже зрение как будто изменилось. Совсем недавно окружающее размазывалось в невнятную мутноватую кашу, а теперь все резкое — как через мгновение после обморока. Солнечный блеск на темных — мокрых? уже мокрых? — стволах, темно-сизая подкладка уползающей вбок снеговой тучи, слепящий высверк небесной синевы над пепельной верхушкой этой самой тучи.

На голом корявом каштане галдели наперебой воробьи — целая ассамблея. Галдели громко, весело — должно быть, обсуждали скорое окончание холодов и как в связи с этим следует себя вести. Или, может, распределяли места для будущих гнезд?