Олег Рой - Оправдание невиновных

Сонька так ничего и не сказала… Она бы сказала, если бы… Она никогда не могла вынести его взгляда — ни одна из этих проклятых баб не могла! Но она так ничего и не сказала.

И эта, милицейская, говорила про генетическую экспертизу… Нет! Она всего лишь баба, хоть и напялила на себя властные одежды, она не может знать! Это не может быть правдой!

Но что, если…

Господи! За что?!

Он никогда не молился. Мать — да, молилась. Старательно, истово, как будто работу делала. А он — нет. Бог — если он есть — занят ежеминутно, у него столько забот, что человеку не постичь и не представить. Так должно ли докучать ему молитвами? Что нужно, он и сам знает, он же всеведущий, прямо в душах читает.

Но сейчас он — молился.

Господи, в чем я перед тобой повинен? Все делал, как должно, порядок старался поддерживать и неразумных вразумлять, и если ошибся — где? За какую вину караешь? Если я — Иов, почему… он не знал, как закончить фразу, но продолжал. Господи, скажи, что я все делал правильно!

Господи, скажи, что это неправда!

Темно.

Ей опять снилась темнота. А потом… крик. Тонкий, пронзительный…

Она не должна видеть этот сон. Серафим Федорович непременно догадается… И тогда… Ох нет, даже думать не хочется… Может, и не догадается? Если глаз не подымать… Он не любит, когда глядишь прямо… Женщина должна делать, что велено, молчать, пока не спросят, и вообще быть тише воды ниже травы. Странно. Вода разве тихая? И трава бывает чуть не выше головы… У бабы Тони в деревне на пустыре за огородами такие заросли, что корова потеряется, не то что человек.

Зачем она думает про это? Ей бы сейчас от счастья плакать — что простил Серафим Федорович. И в дом опять пустил. Хоть Зинаида Серафимовна и пытается ее выгнать, и от Вики отгоняет — а он же защищает ее, Соню! Ее, до смерти перед ним виноватую! Защищает от собственной матери! Та, едва он глянет, сразу затихает. И Вику отдает, и на Соню не кидается. Только зыркнет на прощанье да сплюнет — и уходит к себе. А плевок замыть — невелика работа, пустяк.

Почему же тошно так?

Уехать бы к бабе Тоне… Подниматься раным-раненько, когда от низкого еще солнца тянутся длинные-длинные тени, когда воздух стоит недвижно и кажется — ты один на всей земле. Только ты — и небо над тобой.

Уехать бы… Ну да, прямо в рай земной. Ходить за скотиной, хлюпая кирзачами — в резиновых сапогах слишком холодно, а в другой обуви не пролезешь — по склизкому полу коровника, где дурными голосами орут две тощие козы, да в выгороженном углу недовольно урчит выкармливаемая «к Пасхе» свинья. Если повезет, ходить придется еще и за коровой — ломать голову, хватит ли заготовленного сена до весны, выгадывать копейки, чтоб прикупить комбикорма, без него-то с коровы молока, как с козы… Нет, Соню все эти деревенские труды, в общем, не пугали. Подумаешь, таскать ведра, чтоб огород полить, с колодца, до которого и порожняком-то минут пять топать. Жарко, ноги в теплой пыли утопают, как в самом лучшем ковре, из ведер на них ледяная вода плещется — хорошо! И не страшно, что по нужде приходится в будочку у забора бегать, не страшно, что зимой в щели студеный ветер задувает. Не страшно даже, что мыться в лохани придется — можно ведь и в соседскую баньку напроситься, если сам готов топить да воду носить, в баньке ни один из хозяев не откажет. Вот только…

С огорода и своей скотины — какой-никакой — прокормиться-то вполне можно. Но ведь даже хлеб — или муку — придется покупать, даром-то взять негде. И соль, без которой ни заготовки на зиму сделать, ни даже картошки не сварить, соль хоть и стоит копейки, а все не за так. И обувки с одежками на огороде не растут, и бесплатно их не раздают. А где ж на все это денежек взять? Где заработать? На ферме? Так ближайшая ферма в семи километрах, не находишься, если к утренней дойке в три утра вставать. Нет, некоторые как-то ухитряются заработать. Владька. фельдшерицын сын говорил, что у них расположение удачное, поэтому «сигнал нормальный» и «интернет прямо летает». Владька поэтому и в город не уезжал, чего-то делал в этом интернете, а ему за это денежки платили. Но она-то ведь не умеет ничего — разве что полы мыть или за прилавком стоять, самая немудрящая наука. Магазинчик в баб-Тониной деревеньке один-разъединственный, Зинка-продавщица туда и не подпустит никого. Полы все сами моют, даже фельдшерица, а богатых дачников, как в некоторых других деревнях, у них никогда не водилось, больно добираться неудобно. Может, она, Соня, могла бы чему-нибудь выучиться — на машинке печатать или в интернете чего-нибудь делать. Но в деревне умение печатать без надобности, а интернетной работе как выучиться? У Серафима Федоровича даже компьютера нет. А интернет он и вовсе на дух не переносит, говорит, что там одна грязь, а человек должен себя в чистоте блюсти, особенно женщина, ибо к ней грязь липнет сильнее всего.