Сэнди Джонс - Другая женщина

– М-м-м, очень по тебе скучал, – шепнул он. – Заходи. Мы тебя ждали. Сейчас подадут обед.

– Обед? – Я на секунду замерла. – Но…

Он снова поцеловал меня, пока я снимала пальто:

– Мы все ужасно проголодались, но мама настаивала, чтобы мы тебя дождались.

– Все? Но… – начала я. Слишком поздно.

– А вот и она! – провозгласила Памми, просеменив ко мне и взяв мое лицо в ладони. – Бедняжка, вы совсем заледенели. Входите, вас пора накормить. Это вас согреет.

Я вопросительно взглянула на нее:

– Не беспокойтесь обо мне, я только что поела…

Она уже повернулась и теперь уносилась в сторону кухни.

– Надеюсь, вы проголодались, – окликнула она меня оттуда. – Я наготовила на целый полк.

Адам протянул мне бокал шампанского, и в своем издерганном состоянии я была рада этой холодной щекотке на языке.

– Что у нас к чаю? – спросила я, стараясь произнести слово «чай» как можно легкомысленнее, словно тем самым я могла сделать так, чтобы это и было просто чаепитие.

С приклеенной улыбкой я выслушала ответ Адама:

– Легче сказать, чего у нас нет .

– Адам, но я не могу… – сделала я еще одну попытку. Мы уже входили в столовую. Увидев стол, очень красиво накрытый на четыре персоны, со сверкающими подложками под тарелки, белыми накрахмаленными салфетками, аккуратно свернутыми в серебряных кольцах, и декоративную вазу посередине (с бузиной и сосновыми шишками), я поняла, что у меня не хватит духу продолжить эту фразу.

– Вот, прошу, – певучим голосом объявила Памми, внося два блюда, на каждом – полноценный рождественский обед со всеми полагающимися гарнирами и приправами. – Это для вас. Я вам припасла еще одну тарелку, потому что знала – к тому времени, как вы сюда доберетесь, вы успеете проголодаться.

Душа у меня ушла в пятки.

– Очень надеюсь, что вам понравится, – прибавила она. – Я почти весь день провела на кухне.

Я выдавила улыбку:

– Выглядит замечательно, Памми.

– Садитесь вот сюда, – показала она. – А ты, Адам, вон туда. Садитесь, а я сейчас принесу две остальные.

Когда она выходила, я поймала его взгляд и кивнула в сторону пустого стула перед столь же красиво разложенными приборами, как и возле трех прочих мест.

– А, это для Джеймса, моего брата, – ответил он на мой безмолвный вопрос. – Он неожиданно явился накануне Рождества и до сих пор здесь. Я же тебе, кажется, говорил о нем по телефону?

Я покачала головой.

– Джеймс! – позвала Памми. – Обед на столе.

Тут я посмотрела на тарелку, которая стояла передо мной. Даже если бы я неделю ничего не ела, я не смогла бы осилить эту гору овощей, под которой едва-едва угадывались края толстенных кусков индейки, выглядывающие из-под двух йоркширских пудингов. Цвет фарфора под всем этим было не различить.

Мой живот, раздувшийся после трапезы с родителями, издал стон, и я, садясь, тайком расстегнула две верхние пуговицы своих облегающих брюк. Слава богу, что я надела длинную блузку: мне пришлось встать, когда вошел Джеймс.

– Не вскакивайте ради меня. – Он улыбнулся, протягивая мне руку. – Очень рад наконец-то с вами познакомиться.

Наконец-то? Мне это понравилось. Отсюда как бы следовало, что мы с Адамом вместе дольше, чем на самом деле. И что Адам наверняка говорил обо мне.

Я натянуто улыбнулась, вдруг осознав, как мне все-таки неловко сидеть рядом с совершенно незнакомым человеком, хоть он и далеко не чужой за этим столом.

Адам мало что рассказывал мне про Джеймса. Я знала лишь, что они – полная противоположность друг другу: у Адама была нервная работа в мегаполисе, а Джеймс создал небольшую фирму, занимавшуюся ландшафтным дизайном, где-то на границе Кента и Сассекса. Адам с готовностью признавался, что работает главным образом ради денег, а вот Джеймс вполне доволен такой жизнью, когда не нужно заглядывать дальше завтрашнего дня: главное для него – заниматься на свежем воздухе тем, что он любит.

Я смотрела, как он садится, как тянется за солью и перцем: движения и манеры у него были как у Адама. Они и внешне оказались очень похожи, только вот у Джеймса волосы длиннее и черты более заостренные, а на лице – никаких морщин и вообще никаких признаков напряжения, связанного с работой в большом городе.

Может, все мы так выглядели бы, если бы не надрывались в столице, сражаясь за каждую новую сделку и, несомненно, вгоняя себя в гроб раньше времени. А он легко и свободно скользит по жизни, занимается любимым делом, а если ему за это еще и платят, так для него это просто приятный бонус.